Людишки

– Расскажите о себе, господин Ли Кван. Отец – учитель, мать – врач. Сам Кван – одаренный студент, выпускник университета, продолжает изучать историю и английский, мечтает о поприще дипломата. Визит в Китай американского президента Буша оставил в его душе смутное ощущение упущенных возможностей. Вскоре Китай посетил советский вождь Горбачев, и Кван почувствовал, что пора ловить свой шанс. Демонстрации в поддержку Горбачева как-то сами собой переросли в демонстрации протеста против продажности китайской правящей верхушки и льгот, которыми пользовались ее члены. Выступления приняли форму голодовок и были поддержаны широкими слоями населения.

– Сейчас, когда я вспоминаю об этом, – сказал Кван, тускло улыбаясь своей былой наивности, – наши действия кажутся мне похожими на то, что в шестидесятые годы делали американские бунтари, когда опоясали живым кольцом Пентагон, взялись за руки и попытались мысленным усилием оторвать здание от земли. Они и впрямь думали, что сумеют это сделать, они действительно надеялись, что здание вот-вот взлетит, понимаете? Мы были настроены таким же образом и больше недели сдерживали военных одной лишь силой нашей убежденности.

– Вы так много знаете о Соединенных Штатах? – спросил Мортимер. – Я имею в виду не их историю, а эту левитацию Пентагона и тому подобное.

– Но это тоже их история.

Мортимер снисходительно улыбнулся.

– Эти люди были глупцами, – сказал он. – Не станете же вы утверждать, что на площадь Тяньаньмэнь вышли студенты-недоумки.

– Еще как стану, – возразил Кван. – Всяк, кто забывает о здравом смысле, утрачивает чувство реальности и впадает в раж, может считаться глупцом. Но если человечество хочет чего-то добиться, мы должны быть глупцами. Некоторые из нас.

Такой выверт встревожил Мортимера, что и отразилось на его дружелюбной физиономии, но он не стал развивать эту тему, а перешел к следующему вопросу из своей записной книжки. А потом – к следующему. И – к следующему. От прошлого – к будущему.

– Как вы думаете, что ждет современный Китай?

– Перемены, – ответил Кван. – Одни – к лучшему, другие – к худшему, но все они будут происходить очень медленно. Народ веками привыкал к повиновению.

– Если гонконгские власти наложат на вас лапу, вы будете высланы обратно. Состоится суд, открытый суд. Вам дадут слово. Это пойдет вам на пользу или, наоборот, во вред?

«Странный вопрос», – подумал Кван и ответил:

– Разумеется, во вред, поскольку я лишусь возможности давать интервью, подобные этому. Сейчас у нас не так уж много рупоров, и мы не можем позволить себе потерять хотя бы один.

– Ну а как насчет вашей речи на суде? Разве она не окажет никакого воздействия?

– Процесс продлится всего один день, – ответил Кван. Говорить мне позволят очень недолго. На второй день меня выведут на улицу и велят опуститься на колени. К затылку приставят дуло пистолета, и мне конец. На третий день власти отправят моей семье счет за истраченную пулю.

Глаза Мортимера округлились.

– Счет? Вы меня разыгрываете.

– Нет, не разыгрываю.

– Но как же так? Господи…

– Это – наказание родителям за то, что не смогли воспитать послушного ребенка, – объяснил Кван.

– Семье придется расплачиваться за пулю, которая вас убьет? – В глубокой задумчивости молвил Мортимер. – Это в Китае обычное дело?

– Да.

– Я об этом не знал. – Репортер погрузился в угрюмое молчание и, похоже, забыл о своем следующем вопросе.

Кван неторопливо обвел взглядом опустевший бассейн, потом посмотрел в противоположную сторону, в глубь зала. За ближайшим столиком сидел какой-то приезжий с Запада. Он пил кофе и читал «Гонконг-таймс». Приезжий поднял глаза, на миг встретился взглядом с Кианом и опять уткнулся в свою газету. Но и этого мига хватило, чтобы Кван вдруг почувствовал страх.

Перед этим человеком? Нет. Приезжий не служил в гонконгской полиции. Это европеец или американец. Грузный, лет сорока, со скандинавской шевелюрой песочного цвета. Голубая сорочка с короткими рукавами, темно-красный галстук. Человек был без пиджака. На правом мизинце – тяжелый золотой перстень с багровым камнем.

Щелк.

Кван посмотрел на стол. Кассетник Мортимера отключился.

– У вас пленка кончилась.

Мортимер вздрогнул и поднял глаза, словно его разбудили.

– Быстро же пролетело время, – сказал он и смущенно хихикнул. Несколько секунд Мортимер возился со своей машинкой, переставил кассету, потом снова запустил магнитофон: – На чем мы остановились?

– На том, что мои родные заплатят за пулю.

– Ах, да. – Мортимеру все еще было не по себе от этой мысли. – И вы уверены, что вам не дадут возможности выступить с достаточно веским заявле…

– Мистер Мортимер?

Возле их столика, чуть подавшись к Мортимеру, стоял официант. Репортер неохотно и раздраженно поднял глаза.

– Что такое?

– Телефон, сэр. Можете подойти к конторке кассира.

Мортимер буквально разрывался на части и никак не мог решить, что делать. Он поднял правую руку и поскреб костяшками пальцев густо заросшую щеку.