Людовик XIII

Из-за сильного встречного ветра отплытие корабля было отложено, и через два дня влюбленный герцог вновь прискакал в Амьен. Был уже поздний вечер. Бекингем сначала отправился к королеве-матери и сказал, что не мог уехать из Франции, не убедившись, что она вне опасности. Затем он пожелал видеть Анну. Та послала к свекрови спросить, что ей делать; Мария разрешила принять гостя. Анна уже лежала в постели; Бекингем бросился перед ней на колени, рыдая, целовал простыни, схватил ее за руку, сыпал клятвами в вечной любви. Всё это видели камеристки и некоторые фрейлины. Чтобы упредить дурные языки, королева-мать сама написала Людовику: «Нельзя упрекать женщину за то, что она внушила любовь мужчине… Вы можете быть уверены в том, что Ваша супруга Вам не изменила, да если б и захотела поступить дурно, то не смогла бы, поскольку вокруг было столько людей, смотревших на нее».

Двенадцатого июня большой трехпалубный корабль, наконец, отплыл из Булони в Дувр. Вместе с Генриеттой Марией в Лондон уехали Шеврезы, хотя герцогиня была на восьмом месяце беременности. На следующий же день состоялось королевское венчание в Кентербери.

Анна Австрийская прекрасно понимала, что после амьенского приключения в Париже ее не ждет ничего хорошего. Поначалу муж объяснялся с ней только письменно, требуя в каждом новом послании отказаться от услуг кого-либо из ее приближенных: первыми были отосланы не оправдавшие доверия пажи Лапорт и Пютанж. Осмелев от отчаяния, Анна попросила предъявить ей весь список лиц, которые скомпрометировали себя тем, что служат ей. Это несколько отрезвило короля — он возобновил личные встречи с супругой, хотя по-прежнему был с ней холоден и высокомерен.

Герцогиня де Шеврез произвела в Лондоне почти такое же впечатление, как герцог Бекингем в Париже. Она не пропускала ни одного бала, неизменно поражая публику великолепием нарядов. После одного из балов она и родила в апартаментах графа Холланда дочь Анну Марию, восприемником которой стал Бекингем. «Мне совестно за бесстыдство госпожи дё Шеврез и слабость ее мужа, — писал из Англии в Фонтенбло, где находился двор, епископ Мандский, родственник Ришельё. — Складывается такое впечатление, что француженки явились насаждать здесь бордели, а не католическую веру». А посол Сильер впрямую сообщал королю: «Бекингем — наш злейший враг».

Людовик не преминул ознакомить с содержанием некоторых депеш Анну Австрийскую. После сообщения французских послов, что английский король предпочитает общество герцогини де Шеврез, пренебрегая своей молодой женой, Людовик XIII написал герцогу, чтобы он с супругой немедленно возвращался во Францию. Тогда же произошла развязка истории с подвесками — но не таким образом, как описано у Дюма. На прощальном балу в Йорк-Хаусе леди Карлейль срезала две подвески с рукава Бекингема и прислала их Ришельё. Но герцог вовремя заметил пропажу: во все порты были разосланы гонцы с приказом, скрепленным королевской печатью, закрыть их впредь до новых распоряжений. Личного ювелира Бекингема подняли с постели и привели во дворец; к утру недостающая пара подвесок была готова. Герцог отослал драгоценности Анне, оставив себе ленту.

ГАСТОН

Отважная душа не станет вероломной.

Кардинал Барберини, племянник папы Урбана VIII, прибыл в Париж не только затем, чтобы привезти разрешение на брак Генриетты Марии; он должен был заступиться перед Людовиком XIII за католиков из Вальтеллины. Ришельё ответил посланнику, что гризоны владеют Вальтеллиной по праву, они союзники французского короля, и тот не допустит, чтобы их притесняли.

Новый главный министр был гораздо умнее предшественников — и не только в смысле государственного мышления. Он оказался талантливым психологом и вполне постиг двойственную натуру короля, нуждавшегося в советах, но не терпевшего, чтобы им помыкали. По всем важным вопросам Ришельё составлял для Людовика пространные записки: подробно анализировал проблему, приводил аргументы за и против возможных решений. Король внимательно изучал документ, затем вызывал к себе министра и сообщал, какое решение кажется ему предпочтительным. Как правило, это было то самое решение, к которому его умело подвел кардинал, но тот делал вид, что колеблется, высказывал кое-какие несущественные возражения, живо отметаемые собеседником, и в конце концов «склонялся перед королевской волей». После такого предварительного обсуждения вопрос выносился на рассмотрение Совета, и король являлся туда во всеоружии.

Вопрос о Вальтеллине был очень важен: Франция противопоставила себя не только Испании, но и папскому престолу. Поэтому Ришельё считал нужным показать всем, что политика Людовика XIII не является капризом, и созвать для этой цели широкую ассамблею. Король с ним согласился.