Маршальша пожелала принять это сообщение за шутку, но, несмотря на все ее возражения, Бёврон заметил, что голос ее задрожал, и, следовательно, удар был нанесен верно. Так что Бёврон вернулся к графине д’Оллон и рассказал ей об успехе своей затеи. Опасаясь, что какая-нибудь неловкость слуги может погубить результаты так хорошо задуманной хитрости, графиня послала за мнимым дворянином и сообщила ему, будто ей стало известно, что ее сестра весьма к нему расположена и чувство это настолько сильно, что, желая оправдаться в своих собственных глазах, маршальша стала убеждать себя, что он не простой лакей, а переодетый дворянин. Затем г-жа д’Оллон раскрыла лакею все выгоды, какие он сможет извлечь из этого заблуждения, если будет достаточно ловок и не станет противоречить той, что не желает быть выведенной из самообмана.
Малый оказался не промах. Начало речи графини его испугало, но продолжение успокоило; он припомнил, как обходилась с ним маршальша, и ему стало казаться, что он действительно занимает привилегированное положение среди слуг; в итоге он решил стать еще более заботливым и предупредительным по отношению к своей хозяйке.
Все это было замечено маршальшей, которая, приписав заботливость и предупредительность слуги его любви, с каждым днем все более утверждалась в мысли, что она имеет дело с человеком благородного происхождения, а не с лакеем, и до того приставала к нему с вопросами, что он в конце концов присвоил себе имя какого-то дворянина из своих родных краев.
С этого времени г-жа де Ла Ферте совершенно перестала стыдиться испытываемого ею чувства, и, поскольку ее удерживала более не стыдливость, а лишь робость возлюбленного, она решила предоставить ему случай, подготовить который самостоятельно он не сумел бы и воспользоваться которым без ее желания не осмелился бы.
Маршальша заметила, что Этьенну безумно нравилось прикасаться к ее волосам, которые и в самом деле были очень красивы, и несколько раз поручала ему причесывать ее, хотя он был довольно плохим парикмахером, однако счастье, которое она доставляла ему, заставляло славную маршальшу терпеть боль, причиняемую его неопытностью. И вот однажды, совершая свой туалет, она послала за Этьенном, заявив, что ему будет велено написать под ее диктовку несколько писем. Он явился, но, вместо пера, она вручила ему гребень. Несчастный секретарь, сделавшийся парикмахером, понял, наконец, зачем его на самом деле позвали; он вспомнил о роли, которую ему полагалось играть, и впервые проявил настойчивость, подобающую дворянину. Никто не знает, что произошло между Этьенном и маршальшей дальше, известно лишь, что они целый час оставались наедине. Правда, Этьенн вышел от нее, держа в руке три письма, но, все еще пребывая в возбужденном состоянии, уронил одно из них. Это письмо подобрали и распечатали, но внутри конверта ничего не оказалось, хотя на нем был написан адрес; это заставляло думать, что поскольку у секретаря работы оказалось мало, то у любовника, должно быть, ее было много.
До графини д’Оллон докатился слух, что ей удалось добиться желанной цели; однако месть ее не была полной, так как маршал еще не знал о постигшей его беде. Под диктовку графини, чьей-то чужой рукой, было написано анонимное письмо, и, поскольку как раз в это время, оставив армию, маршал возвращался в столицу, он получил его по дороге.
Вначале, видя, что письмо написано незнакомым ему почерком и не имеет подписи, маршал не придал ему большого значения; но затем, питая вполне естественное недоверие к жене, ибо ему было известно, какая кровь текла в ее жилах, он решил извлечь пользу из этого уведомления, независимо от того, правдивым оно было или ложным.
Чтобы достичь цели, которую поставил перед собой маршал, требовалась глубочайшая скрытность. Поэтому он с радостным лицом приехал в Париж и встретился с женой, которую его возвращение не могло не обеспокоить, так ласково, что у нее не возникло никаких подозрений по поводу его осведомленности. Ну а поскольку маршальша очень сильно любила своего мнимого дворянина и тот, со своей стороны, весьма охотно разделял ее любовное чувство, то они не замедлили совершить какие-то опрометчивые поступки, не оставившие у маршала сомнений в том, что полученное им уведомление было вполне правдивым.
Первой мыслью маршала было убить лакея с помощью людей, которые обычно берут на себя такого рода поручения; но, поскольку перед смертью подобные люди нередко становятся чересчур болтливыми, маршал решил совершить это убийство собственноручно, чтобы оно было выполнено с большей надежностью и большей секретностью.