Людовик XV и его двор. Часть вторая

Вначале он был батраком, затем завербовался в какой-то провинциальный полк, но вскоре дезертировал, стал подручным повара, потом служил ливрейным лакеем в двадцати различных домах, откуда каждый раз вылетал вследствие недостаточного усердия в службе, вызванного его привычкой присутствовать на заседаниях во Дворце правосудия, где он обращал на себя внимание как горячий сторонник Парламента.

Несколько раз, когда парламентские чины подвергались ссылке, многие слышали, как он с горячностью высказывал упреки по этому поводу; особенно возбуждался он, говоря о маркизе. 3 января он сел в наемную карету, приехал в Версаль и поселился в гостинице недалеко от дворца. На другой день его видели бродящим в одиночестве и в самых безлюдных местах. 5 января он подошел непосредственно к дворцу.

В шесть часов вечера ему удалось нанести удар королю и его схватили.

После первого допроса он попросил позволения написать письмо королю. Такое позволение было преступнику дано; ему дали чернила, перо и бумагу, и он написал:

«Государь!

Я глубоко сожалею о том, что имел несчастье приблизиться к Вам; но если Вы не встанете на сторону Вашего народа, то не пройдет и нескольких лет, как Вы, господин дофин и несколько других лиц погибнете. Досадно думать, что жизнь такого доброго государя окажется в опасности вследствие чрезмерной снисходительности к духовным лицам, которым он жалует свое полное доверие, и если Вы не соблаговолите незамедлительно исправить это положение, то произойдут и другие великие беды, ибо Ваше королевство не находится в безопасности. К несчастью для Вас, Ваши сановники подали в отставку, хотя все зависит только от них, и, если Вы не проявите доброту к Вашему народу, приказав, чтобы умирающих причащали перед смертью, в чем им отказывают после заседания Парламента с Вашим участием, и дело дошло до того, что по приказу из Шатле была распродана утварь священника, причастившего умирающего и вынужденного после этого бежать, то, повторяю, Ваша жизнь не будет в безопасности. Считая свое мнение совершенно справедливым, я осмеливаюсь уведомить Вас о нем через посредство офицера, подателя сего письма, которому я полностью доверяю. Архиепископ Парижский — виновник всех смут, ибо это по его приказу запрещено причащать умирающих. Мною совершено ужасное преступление против Вашей священной особы, но то, что я осмеливаюсь принести Вам это чистосердечное признание, дает мне надежду на великодушное милосердие Вашего Величества.

ДАМЬЕН».

Дамьен состоял в браке, у него была жена и дочь: обеих арестовали, равно как взяли под стражу его отца и брата.

После того как у убийцы вырвались слова «Пусть поберегут дофина, и пусть в течение дня он не выходит из дому!», были приняты самые тщательные меры предосторожности; к принцу поспешно явились его мать и сестры, а в его передней была выставлена охрана.

Что же касается короля, который проявил вначале столь сильное хладнокровие и первыми словами которого стало распоряжение не причинять никакого зла убийце, то он вернулся в свои покои и лег в постель.

Внезапно его охватил страх, что нож был отравлен.

Страх этот был настолько велик, что он передал свои властные полномочия дофину и принял решение исповедоваться.

Из Версаля в Париж донесся общий крик:

— Короля убили!

Тотчас же, словно сами собой, громко зазвонили колокола всех церквей, и архиепископ Парижский приказал отслужить сорокачасовые молебствия, как это принято в дни великих бедствий.