Людвиг II: Калейдоскоп отраженного света

Что же касается «нежелательного свидетеля» Гуддена, то при таком подходе избавляться нужно было бы еще по крайней мере от десятка лиц, официально участвовавших в заговоре против короля. К тому же вполне логично предположить, что члены комиссии по признанию короля недееспособным и есть «заговорщики», а потому должны были быть в первую очередь посвящены во все тонкости процесса — они же прямые исполнители плана приведения к власти Луитпольда! А если нет, то получается, что существовало несколько независимых друг от друга заговоров. Абсурд!

И еще один момент. Если уж исходить из того, что заговор реально существовал, то его идейным вдохновителем следует признать графа фон Хольнштайна. Мы уже говорили, что месть графа за отлучение от королевского двора могла явиться причиной затеянной им против бывшего друга интриги. Но Хольнштайну для достижения своей цели не нужно было убивать Людвига! Как мы уже говорили, назначение опекуном недееспособного монарха означало бы полное удовлетворение амбиций графа. Чем дольше Людвиг оставался бы живым, тем дольше Хольнштайн мог тешить свое самолюбие, возвышаясь над тем, кто, как ему казалось, в свое время его унизил.

Таким образом, эту версию приходится отмести как несостоятельную по всем статьям.

Что же касается второй версии, то в ней наиболее спорна сама возможность подготовки побега. Довольно подробно задокументирован процесс ареста короля и препровождения его в Берг: под усиленной охраной, ни на минуту не оставляя в одиночестве. Даже если предположить, что Людвиг, предвидя подобное, заранее заручился у Елизаветы Австрийской или, например, у Бисмарка принципиальным согласием оказать ему помощь, то всё равно непонятно, каким образом он смог уже после ареста связаться со своими спасителями, чтобы подготовить конкретную операцию. К тому же решение препроводить Людвига в Берг было принято чуть ли не спонтанно — как мы помним, сначала его хотели содержать в Линдерхофе, но изменили это намерение из-за слухов, что местные крестьяне готовятся отбить своего короля на горных дорогах, ведущих в замок.

Кстати, такой поворот событий вполне мог иметь место, ведь простой баварский народ обожал, практически боготворил своего монарха. Но при этом сам Людвиг ничего не знал о готовящемся спасении! Может быть, он пытался наудачу сбежать «в никуда», надеясь потом добраться до своих спасителей? Наверное, доведенный до крайности король мог бы решиться на подобное. Во всяком случае, это был бы шаг отчаяния, от которого нечего требовать каких-либо продуманных действий. В уголовном праве подобное состояние человека называется «состояние аффекта». Но в таком случае что-то должно было спровоцировать вспышку эмоций. Однако все мемуаристы и биографы-исследователи свидетельствуют, что почти сразу после ареста Людвигом овладели фаталистическое спокойствие и покорность судьбе. Значит, провокатором мог быть только доктор Гудден, так как никого другого в момент трагедии рядом с Людвигом не было. Опытнейший психиатр совершил профессиональную ошибку, ввергнув пациента в состояние аффекта, при этом находясь с ним наедине? Очень сомнительно. Раздражать короля, провоцируя его на необдуманные шаги, нужно было исключительно при свидетелях, чтобы каждый раз как можно больше народу фиксировали его якобы необоснованные вспышки гнева, укрепляя веру в его сумасшествие.

Спросим еще раз: если бы Гудден был уверен в психическом нездоровье Людвига II, согласился бы он выполнить просьбу «больного» о прогулке без всякого сопровождения, отослав санитаров? Перспектива остаться наедине с сумасшедшим вряд ли прельщала бывалого врача! Возможно, конечно, что, находясь в крайней степени подавленности, король сам вызвал у себя припадок — к примеру, каким-либо воспоминанием. Но в таком случае версия с подготовленным

побегом всё равно отпадает — мы имеем дело со спонтанно возникшей ситуацией. Итак, приходится признать, что вторая версия также маловероятна. А предположение о состоянии аффекта относится скорее к первой версии, которую мы сейчас подробно рассмотрим.

Справедливости ради надо сказать, что она выглядит наиболее логичной и правдоподобной. Со склонностью к суициду согласуется и наступившие практически сразу после ареста апатия и безразличие к происходящему, свидетельствовавшие, что человек уже всё для себя решил и готов свести счеты с жизнью. В пользу этого утверждения говорят и некоторые воспоминания приближенных короля, сообщающие, что еще в Нойшванштайне, увидев приехавшую за ним комиссию, Людвиг II предпринял попытку броситься с верхнего этажа замка, куда просто не успел добраться, и что он якобы просил достать ему яд, но получил отказ… Остается лишь предполагать, в какой степени эти источники правдивы и не ангажированы правительством. Поэтому мы не будем принимать их на веру, а станем исходить только из психологических предпосылок трагедии.