Люфт. Талая вода

Когда Роб сел на кровать, Аннетт уткнулась ему в грудь, задумчиво улыбаясь и вспоминая разговоры с Молли. Чувствовала, как Роберт гладит ее по спине, как аккуратно его ладонь скользит по ее свитеру, согревая заботой. Она думала… размышляла, что не хотела большего. Не хотела или не была готова – не знала.

– Все в порядке. Ты не одна.

Роб мягко улыбнулся, запрокидывая голову на подушку.

Он всегда так говорил, всегда. И почему-то работало. Горло перестал сжимать безотчетный страх. Ани больше не тонула в нем, не захлебывалась черной водой своих волнений. Все отступало. Казалось, тепло Роберта могло растопить любые ледяные глыбы.

Но там, за окном, по-прежнему витал холод и неприятный, будоражащий воспоминания, затхлый запах прогнивших листьев. Это сейчас они под слоем снега. Но еще немного, еще чуть-чуть, и весна обнажит потрескавшийся асфальт, неровную брусчатку, грязь и все то, что так хотелось затолкать поглубже и больше никогда не видеть.

Страхи всегда возвращаются, эхом отражаясь о самые спокойные моменты.

* * *

Аннетт спала. По крайней мере, ей так казалось, ведь последнее, что она помнила, были мягкие прикосновения Роберта, а дальше пустота. Отдых, который ей был так необходим.

Вот только эта тишина продлилась недолго. Аннетт снилась школа. Широкий коридор, после – класс. Она слонялась среди учеников, никем не замеченная. Аннетт находилась посреди бесконечной серой стены, из которой ей не выбраться. Хотелось бежать, но все попытки оказались тщетны.

Здание казалось ловушкой. Выкрашенные белой краской оконные рамы служили мнимым спасением от хмурого и дождливого дня.

Ани не знала, сколько прошло времени, прежде чем она очутилась в одном из классов. Просторное помещение с партами и старенькой доской, на которой кто-то нарисовал мелом что-то несуразное.

В ушах стоял гул. Шум, казалось, проникал внутрь Аннетт, наполнял ее человеческим теплом, которое тут же собирался отнять. Она поняла это, как только увидела девочку. Та сидела одна за первой партой и готовилась к уроку, бесшумно повторяя строки из книги.

Аннетт села рядом, крепко сжала руки в кулаки в надежде, что не ошиблась и именно здесь нужна ее помощь.

Сзади послышался разговор. Первое время Ани не обращала на него никакого внимания, но как только он стал громче, невольно обернулась.

– Я забыл ручку, оставил на столе и забыл. – Светловолосый мальчик раздраженно доставал из портфеля все, что в нем было.

– Возьми у Дарси. Ее точно не отругают.

– Как это взять у нее? Ей же новую никто не купит. Она сирота.

– Сирота? А как же ее мать и отец?

Второй парень с ухмылкой осматривал сжавшийся от волнения силуэт Дарси, сидящей за соседней партой.

– Мать, которая ее бросила и ушла жить в новую семью… такой себе родитель. А пьющий отец, у которого явно проблемы с головой, – он покрутил пальцем у виска. – Лучше бы и не было. Ты видел ее синяки?

– Фред, брось ты эту жалость, учительница вздохнет, пожалеет ее, и на этом кончится. А тебя отчитают!

– Нет, – он нахмурился. – Я забыл – мне отвечать. И что это за мужской поступок – прятаться за маленькой девочкой, которую некому защитить?

– Да что с тобой? Не выспался?

– Том, если ее обижают другие, а она не может дать сдачи, – не значит, что ей от этого легче. Дарси человек. Тем более девочка.

– Эта девочка на прошлой неделе поставила фингал Дину. И ее отца даже не вызвали. Еще бы, бедная, несчастная. Поплакала в кабинете, и все тут же простили.

– И поделом ему, – Фред отмахнулся. – Посмотрел бы я на тебя, если бы твой брат вернулся из Нордлесса и избивал тебя через день.

– Нет, нет, нет, не сравнивай. Ну дал ей ремнем пару раз… что такого-то?

– Он мужчина, а Дарси в два раза меньше тебя. Для нее что ремень, что рука – уже больно.

Аннетт чувствовала, как разговор ребят откликался в сердце девочки, видела, как наливались слезами ее глаза, как дрожащие пальцы собирали принадлежности со стола.

Дарси дала себе слово не плакать. Дала себе обещание молчать, даже если будут спрашивать. Она училась равнодушию к самой себе. Училась быть такой, какой ее хотят видеть, пряча в глубине души свою беду. После случившегося важно было сохранять спокойствие, такой важный отстраненный вид, не вызывающий никакой реакции у окружающих. То, что для других помощь, – для нее новая волна боли.

– Еще скажи, что ты собираешься ее защищать. С ней же никто не разговаривает почти, она никому не нужна.

– Я уже это делаю, недоумок.