Льюис Кэрролл: Досуги математические и не только

Под тёмным сводом в горнице немойС окном на запад, узким как стрела,Где в кружевах висящих лоз игралЗакатный свет, тускнеющий в ночи,Сидела дева, руки положаНа фолиант застёгнутый, лицо —На руки сверху; не в мечтах склонясь:Блестели слёзы на её щеках,И эхо сонное ночной порыВнезапно звук рыданий нарушал.       Но вот она, застёжку отстегнув, Слова читает голосом тоски,Себя терзая, плача над строкой:«Его увенчан славный путь —В свой час подставил битве грудь,Чтоб вновь в глаза врагу взглянутьИ пасть средь воплей и угроз,Чтоб Право с Правдой шло не врозь,В тот миг, как руку вновь занёс.Где взгляд свиреп, удар тяжёл,Палят огнём раскаты жёрл,Где мор рассудок превзошёл —

Остекленевший, тусклый зракУж не следил успех атакИ толчею случайных драк.В могилу с честью положён;Близ ярких храмовых оконПочиет с храбрецами он,Чтоб ныне певчие моглиВзнести в простор вечерней мглыСлова молитвы, песнь хвалы.И праздный мрамор иль гранитНасмешкой здесь не оскорбитПокой простых солдатских плит;А дети изредка придутИ с милым шёпотом прочтут,Кого земля укрыла тут».       На сим умолкла. Позже, как во сне,«Увы! — вздохнула. — Женщин путь убог:Бесцельна жизнь их и бесславна смерть;Тисками их сжимают быт и свет,Одним мужчинам предназначен труд».       И вот ответом разразился мрак,Вечерний мрак, крадущаяся ночь:

«Да будет мир с тобой! Мужчины путь —То путь из тёрна, тёрн топтать емуИ встретить смерть, в отчаянье борясь.Твой путь из роз — беречь и украшатьМужчины жизнь, сокрыв цветами тёрн».       Но горше ей, и молвит вновь она:«Игрушкой разве, куклою на час,Иль яркой розой, свежей поутру,Пожухлой к ночи, брошенной в пыли».       И вновь ответом разразился мрак,Вечерний мрак, крадущаяся ночь:«Ты путь его как светоч озаришьВ тот час, как тень тоски падёт вокруг».       И вот — неужто въявь? — чудесный светСквозь толщу стен пробился, заблистал, И всё исчезло — и высокий свод,И солнца отблеск в кружевах лозы,И щель окна — и вот она стоитСреди страны широкой на холме.       Внизу, вдали, насколько видит глаз,Стоят ряды враждующих сторон — Готовы к битве, замерли пока.

Но вот потряс равнину гром копыт,И сотен быстрых всадников валунНизринулся на океан живых;Он расплескал их брызгами окрест,Их разметал как пригоршни земли;Покинув строй, бегут, за жизнь борясь...Но зрит она — их облик истончал,Поблёк и сгинул с первым светом дня,И в отдаленье резкий рык трубыВ безмолвье стих — видение прошло,И вот другое: ряд больничных лож,Где умирают в боли и тоскеПод сенью Азраилова крыла.Но здесь одна, что ходит взад-вперёд —Легки шаги, спокойствие в лицеИ твёрдый взгляд не сторонится тьмы.Она любого ободрить спешит,Касаньем нежным охладить челоИ тихо молвить ждущим их ушамСтрадальцев бледных нужные слова.И каждый воин, глядя ей вослед,Благословляет вслух. Благослови

И Ты, даривший древле благодать!       Так дева вдруг взмолилась всей душой,Следя за ней, но тут портьерой ночьСокрыла всё — видение прошло.       А шёпот — здесь: «В нечистый зев борьбы,Что превзошла отчаянье мужчин,Когда Война и Ужас правят бал,Дорогой скорбной женщине идти,От жутких сцен не отвернув чела.Когда мужчины стонут — каждый святЕё поступок, благо — в ней самой.Мало деянье — польза есть и в нём,В великом — будет часть её труда.Пусть каждый на своей стоит стезе;Иди — и Богу вверься в остальном».Затем — молчанье. Девы же ответ —Глубокий вздох; в нём слышалось «Аминь».       И поднялась она, и в темнотеОдна стояла, словно дух ночной,Тиха, бесстрашна перед ликом тьмы —С очами к небу. По её лицу Слеза стекала, в сердце ж был покой,Покой и мир, которых не отнять.