Люся, стоп!

Мой зять, милый Саша, забыл шведский язык. Переводчиком денег не заработаешь. Холоден, расчетлив, своя фирма. Что ему я? Тоже мне, народная артистка! Большую квартиру не смогла сделать. А я-то думала, что теперь, когда я осталась одна, у меня может быть помощь от зятя. Он может меня и встретить и проводить. Черта с два. Я ничегошеньки не понимаю в технике. Даже пылесос не знаю как включить. Позвонила зятю.

«Там есть инструкция, прочитайте», — и повесил трубку. И все. Кто-то здорово настроил его. Откуда вдруг такая перемена в отношении ко мне? И до самого того дня, когда моей маме понадобилась срочная помощь, во мне не было надобности. Вот так, если без подробностей.

1993 год. Фильм «Послушай, Феллини». Самое мощное, самое дисциплинированное время. Тут я себя проверила до самого конца. Нет, не сломалась. К психиатру не обращалась. Руками, зубами, локтями вгрызалась в жизнь, хоть все вокруг орало, кричало: согнись, постарей, превратись в жалкую, бледную и тощую, ну! Ах, как ждали этого. А сколько подставных звонков!

А хуху не хохо?

Такого фильма и такой роли у меня не было никогда. Такая роль — большая редкость в театре, не говоря уже о кино. Весь фильм актриса в кадре одна. Кинокамера и актриса. Героиня — актриса театра, когда-то прославившаяся в нескольких ролях. И — стоп. Дальше тишина. Жизнь в искусстве заглохла надолго.

И вот, очевидно, кто-то из друзей, желая ее подбодрить, сообщает ей, что итальянский маэстро Федерико Феллини ищет на одну из ролей русскую артистку. Попробуйся, — чем черт не шутит. И вот она приходит на пробу. О, как мне знакомы эти «вынимания из небытия», эти реанимирования. Когда ну совершенно все равно, что о тебе подумают, высоко или низко упадешь. Да вообще, кроме мрака и тупости нет ничего.

Думаю, понимая это, режиссер Михаил Швейцер и пригласил меня на эту роль. Вся моя жизнь прошла на глазах режиссера. Репетировали очень интересно. Рассказывал он о замысле тонко, с юмором. Меня сильно захватила эта история — поединок талантливой одиночки с судьбой. Светлый человек Михаил Швейцер. Говорил о том, что искусство — счастливая история. Оно призывает помнить о человеке, о штучности его судьбы. Искусство заставляет нести свет и веру в активную способность изменить все вокруг. Ого, как мне нужно было услышать оптимистичное и еще раз понять, что иду хоть и на ощупь, но правильно.

Бюджет фильма небольшой. Снять надо быстро. Снимали по 150–200 полезных метров пленки в день. Полнометражный фильм был снят за десять-двенадцать дней!

Действие происходит сегодня. 1993 год. Весна. Монологи актрисы обо всем. О том, что на улице, в магазинах, в театре, в закулисной жизни, в личной. Она и поет, и танцует, и играет сцены из спектаклей успешных и несостоявшихся. Она рассказывает Феллини обо всем искренне и без страха. Она даже устраивает сцену обеда — пусть «там», у «вас», увидят, как и что я ем. А вообще мне (героине) уже все равно. Знаю, что меня друзья разыграли. Знаю, что я вам, маэстро, не нужна…

«Она разговаривает с Феллини, как художник с художником, на равных», - говорил Швейцер.

Так. Что предшествует первому съемочному дню? Грим, костюм. С гримом объяснились сразу. А вот костюм… Что надеть бедной актрисе на пробу для самого Феллини? Художник по костюму принесла мне настоящие вещи пятидесятых годов. Увидела их, и мной овладели беспомощность и уныние. Это не ретро-картина.

В фильме героиня с вызовом раздевается, мол, вы (по пьесе) этого хотели? Да, пожалуйста! Что же это будет за белье, если одежда пятидесятых годов? Сиреневое трико до колен? Нет-нет. Надо немедленно что-то решать. Но поскольку я дала себе слово после «Аплодисментов» ни во что не вмешиваться, а исполнять только «свой отсек», — молчу. Жду. Других решений нет.

А с художником по костюму Швейцер работал не одну картину. Значит, я опять «враг народа». Что делать?

Вежливо, мягко говорю о том, что времена, когда актриса, чтобы ехать за границу, у всех собирала по тряпке, кончились. Можно сейчас взять вещь напрокат. А вот в конце фильма пусть она выйдет в том своем затрапезном пальтишке, сапогах и шапочке прошлого времени. И вообще, хотелось обмануть. Пусть в начале картины в кадре сидит вполне элегантная дама. Она зачем-то постоянно скрывается за ширмой (потом узнаем зачем). А там у нее сумки, бутылек, авоськи, вещи, совсем не вяжущиеся с ее видом. То есть постепенное обнажение настоящего существования.

Вроде принято. Принесла кое-что из своих вещей. На «Мосфильме» пошили точно такие же, чтобы свое было в сохранности. Но «кошечка» пробежала. У меня не было другого выхода. Роль уже вошла в меня, и водила, и диктовала, и заставляла.

Умный человек Михаил Швейцер. На то он и неповторимый Швейцер. На ходу улавливал мои резкие переливы, мои просьбы о том, чтобы круче двигалась кинокамера. Все, что было «вчера», стало длинным. Уже все ясно, а мы еще долго или объясняем, или смотрим многозначительно в одну точку, «якобы»… Уже за окном другое время, другой ритм жизни. Я приходила на съемку, готовая, как лошадь, к забегу.