Лютый: Чужая Моя!

— Это чё за херня? — хмыкает Пижон, неосознанно подтверждая мои мысли. — Я тоже так могу. — Пьяно встаёт. Но как встаёт, так и заваливается, путаясь в ногах, пока пытается совместить стопы так же, как у девчонки. — Да ну нахер, что за бред? — досадует он на то, что не получилось повторить движения за Верой, которые она делает с неподражаемой легкостью и воздушной пластикой.

— Вот именно! Это кажется простым, — умничает Джесси и восторженно хлопает в ладоши: — Вер, ещё, ещё… что-нибудь сложнее!

Не назовёшь движения сложными, но это скорее потому, что малышка их выполняет с ювелирной грацией, педантичной точностью.

Сразу видно — это её мир! Это её стихия… Исполняя эти па она совершенно по иному смотрится — аж пробирает до нутра.

Рядом с Верой встают в позицию Джесси и Анита. Они, хихикая, повторяют за девчонкой. Получается… но не так, как у неё. Теперь их движения кажутся топорными, хотя на мой непритязательные вкус тоже вполне неплохо.

Парни ржут, подбадривают. Дружно агитируют за демонстрацию танца лебедей… Это шаблон, потому что и у меня только этот танец ассоциируется с балетом.

Девчата не отказывают в шутке. Берутся за руки, встают ровным рядком…

Очень забавно, вот только смотрю на красоток, а вижу ЕЁ.

Восхищает… Как руки держит, голову, взгляд. Её полуулыбка… Профиль… Всё это в ней заложено как естественное и именно оно — невыносимо эротично. Даже я, далёкий от всего театрально-танцевального, вижу разницу, вижу эстетическую красоту, вижу породу… грацию… Балет… в каждом её жесте. Взгляде… Для неё балет — воздух. И в этом она куда органичней, чем другие девчата — хрупкая, миниатюрная… Фарфоровая статуэтка. Балерина из оловянного солдатика.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Только девчонки завершают танец-дурачество, Вера быстро возвращается на своё место рядом со мной.

— Сколько? — не сразу соображаю, что это мой голос звучит так низко, хрипло.

— Что, сколько? — в лёгком недоумении уточняет малышка, возясь с обувью.

— Сколько ты стоишь? — поясняю спокойно… на сколько позволяет разыгравшееся либидо. Вернее, моего терпения хватает только на одевание первой туфли. Перехватываю изящную ножку, неистово желая заняться обуванием, а в идеале раздеванием самолично.

Вера вздрагивает, словно прописал затрещину, но я грозным взглядом велю не рыпаться, меня и без того потряхивает… Перед глазами откровенные сцены такого разврата, что страшно за свою неадекватность.

Малышка затаивается, таращась на меня, как кролик на волка. И правильно — я дико голоден…

Голоден и похотлив, но, осторожно, боясь спугнуть своим озабоченным порывом, оглаживаю узловатую ступню… совершенно не идеальную, даже, сказал бы, некрасивую. Такую… изуродованную многочасовыми тренировками у балетного станка.

У каждого из нас свои шрамы…

И именно это сочетание хрупкости и стального стержня внутри меня возбуждает ненормально. Разве не восхищает человек, способный днями изнурять свое тело нагрузкой, оттачивая мастерство и доводя каждое движение до совершенства?

Непременно!

Разве не заслуживают уважения люди, целенаправленно идущие к совершенству и красоте?

Непременно!

Самоконтроль!

Усердие!

Педантичность!

Скрупулёзность!

Трудолюбие!

Умение глотать боль!

Она совершенна!

— Я не…

— У каждого есть цена, — перебиваю ненавязчиво, осторожно, ещё раз пробежавшись по ступне пальцами, и бережно надеваю туфлю, которую мне робко вручает девушка.

— Я не сплю с клиентами, — покраснев, Вера нервно освобождает ногу из моего хвата. Взгляд леденеет. — И если вам больше ничего…

А я надеялся. До последнего надеялся, что уступит. В груди отчаянно бьётся встревоженное сердце, в душе помойка.

— Ок, ничего, — ровно принимаю отказ: — Тогда ты свободна, — без спешки отсчитываю несколько купюр. — Это тебе — чаевые. Основная сумма на счёте, — поясняю безлико. — Ангелина в курсе. И да, Лиди мне позови, — наливаю стакан воды, горячительного, увы, больше нельзя. Я за рулём. И осушаю стакан, словно уже забываю об её существовании.

И правда забываю, ровно пока через пару часов не покидаю клуб.

Тачка стоит немного дальше от входа, и пока иду — замечаю в переулке через дорогу какую-то мешанину из тел. Сопение, всхлипы, умоляющий девичий голосок, пререкаемый мужскими…

Не то чтобы в рыцаря любил играть, но проходить мимо беспредела — точно не моё. Да и не солидно как-то, в грязном проулке бабу тискать, и явно без её желания. Мне несложно — помогу, тем более раскидать ушлёпков дело плевое.

Что и делаю парой точных ударов.

Сначала одного рывком за загривок отрываю от бабы, которую они зажимают между собой, хер его знает, что собираясь в такой позе делать — попугать если только! Махом к себе лицом прокручиваю, и мой кулак таранит его опешившую морду. Второй мудак даже не успевает среагировать толком на моё появление и потерю напарника, а я уже стою напротив него. Пьяного, туго соображающего, что происходит.

Нас разделяет только девчонка… растоптанная, зарёванная, лицо в крови…

Мне хватает доли секунды, чтобы в зарёванном и запачканном кровью лице углядеть кто она.

Вера!