ЛоГГ. Том 4. Военная хитрость

Выключив визифон, Руперт Кессельринг ещё некоторое время продолжал смотреть на него, а потом пробормотал себе под нос:

— Даже если я беспокоюсь, то не о тебе.

Выйдя из лэндкара на улице Кобург, Руперт Кессельринг быстрым шагом вошёл в старое здание. Бесполый механический голос подтвердил его личность. Голые бетонные ступени, ведущие под землю, были крутыми, но идеальный контроль над скоростью движения удерживал его от того, чтобы споткнуться. Коридор сделал поворот, за которым Кессельринг упёрся в дверь. Когда он открыл её, то его тело оказалось омыто болезненным оранжевым свечением. Он посмотрел вниз на фигуру, скрючившуюся на диване, словно умирающее животное.

— Как вы себя чувствуете сегодня, епископ Дегсби?

В ответ раздался жалкий хрип. Уголок рта Кессельринга поднялся в насмешливой улыбке. В плохо проветриваемой комнате носился пьянящий дым.

— Алкоголь, наркотики, женщины… Вы потворствовали каждому существующему греху, несмотря на то, что вы религиозный человек, проповедующий воздержание. Интересно, отнесётся ли со снисхождением его святейшество Великий Епископ Земли к вашей распущенности?

— Это ты заставил меня принять наркотики! — прохрипел молодой епископ. Капилляры в его глазах полопались, создавая впечатление, будто бледные радужки плавают в красном море. — Разве не ты подсыпал мне их, а потом толкнул в бездну разврата?! Богохульник! Со дня на день настанет время, когда ты осознаешь глупость своих действий!

— Так сделай это со мной! Что это будет? Молния с чистого неба? Или, может быть, метеорит?

— Ты совсем не боишься правосудия?

— Правосудия? — молодой помощник правителя сардонически рассмеялся. — Рудольф Великий не стал правителем Вселенной благодаря избытку правоты. Да и Адриан Рубинский получил место правителя Феззана не за свой безупречный характер. Они достигли своего положения благодаря тому, что оказались сильнее других. Правит самый сильный, а не самый праведный, — в его голосе звучало равнодушие. — Да и не существует такой вещи, как абсолютная справедливость, поэтому судить о чём-либо на этом основании бессмысленно. Многие миллионы людей, погибших от рук Рудольфа Великого, умерли потому, что настаивали на своей правоте, несмотря на отсутствие у них власти. Если бы у вас было сила, вы могли бы жить, не боясь гнева епископа. Что подводит нас к тому, о чём я хотел сказать…

Он перевёл дыхание.

— Меня не волнует религиозная власть. Можешь забрать себе её всю, если пожелаешь. Если каждый из нас станет гуру в своём собственном мире, у нас не будет причин завидовать друг другу.

— Я не понимаю, о чём ты…

— Не понимаешь? Я говорю, что отдам тебе Землю вместе с Церковью Земли.

Епископ молчал.

— Я свергну Рубинского. А ты займёшь место Великого Епископа.

Дегсби продолжал молчать.

— Это больше не их эпоха. Восемьсот лет ненависти на Земле могут отправляться к дьяволу. С этого момента мы с тобой… — он закрыл рот и, нахмурившись, посмотрел на внезапно расхохотавшегося Дегсби.

— Ты забыл своё место, глупец!

Глаза Дегсби горели доменной печью, раскалённой от необузданных эмоций. Его тонкие губы изогнулись, а из горла слышался гневный рык. Молодой епископ, одетый в чёрное, дрожал всем телом.

— Ты, с твоими неуёмными амбициями и поверхностным мышлением, хочешь бросить вызов его святейшеству Великому Епископу? Это просто смехотворно! Мечтай своими собачьими мечтами, святотатец, но не пытайся бороться со слоном. Это для вашего же блага.

— Мне кажется, вы уже достаточно посмеялись за мой счёт для одного дня, епископ.

Руперт Кессельринг не привык к насмешкам и не хотел привыкать. Только победители имеют эту привилегию, а он хотел быть победителем.

— У меня есть записи всех твоих порочных игрищ с женщинами, наркотиками и выпивкой. Если ты откажешься от сотрудничества, я использую их по своему усмотрению. Понимаю, что это клише, но оно проверенное и верно. И поторопись с ответом.

— Грязный пёс!.. — ответил ему епископ, но голос его к этому моменту стал слабым и лишённым рвения.

Юлиан Минц в ту ночь много ворочался в своей постели, что было для него необычно. После приёма во рту остался горький привкус, так что он один раз даже встал, чтобы прополоскать его водой. Он перебирал свои воспоминания, задаваясь вопросом, мог ли сделать что-то лучше. Юноша очень остро чувствовал свою неопытность, и это заставило его краснеть, лёжа в темноте.