Прежде чем поставить третью, Де Дженнаро пошел на кухню. Включив свет, он краем глаза заметил таракана, шмыгнувшего под буфет. Значит, они опять появились, воспользовавшись отсутствием Сильваны. Она умела бороться с этой нечистью. Не жалея времени и сил, затыкала все щели и выискивала в магазинах все новые, более сильные яды. При ней в квартире не было не то что тараканов — ни мух, ни комаров, ни муравьев. Никто не мог ей противостоять.
— Добрый вечер, капитан! — приветствовал его из темноты промышленный эксперт Никола Джунти, как только Де Дженнаро вышел на балкон.
— А, добрый вечер.
Вот еще один таракан. Как только стемнеет, он незаметно выползает из щели. И так с мая и до конца октября. Однако этот хоть всегда любезно здоровается, а изредка даже угощает отличным вином. При мысли о вине Де Дженнаро почувствовал, что не прочь пропустить глоточек. Но ради стакана холодного «марино» вряд ли стоило поддерживать разговор с соседом, тем более на расстоянии двух метров.
— Чувствуете, какой теплый вечер, капитан? Даже жарко. Если так пойдет, что же будет в июле?
Шумы раскинувшегося внизу квартала Африкано доносились и до их этажа, сливаясь в неясный гул. На их фоне выделялся негромкий хор соседских телевизоров, настроенных на одну программу.
— А вы не смотрите телевизор? — спросил капитан, по-прежнему погруженный в свои мысли. Он никак не мог понять, почему такой прекрасный вечер нагоняет на него тоску.
— Да он у меня сломался, а мастер за один осмотр столько сдерет…
Жаль, что нельзя сесть и работать на балконе. Правда, можно не сомневаться, что, включив здесь магнитофон, он сразу собрал бы внизу целую толпу невидимых, но внимательных слушателей. Капитан вернулся в комнату и улегся на кровать, зажег лампу на тумбочке. Красный глазок магнитофона был похож на тлеющий кончик сигары. Де Дженнаро захотелось пойти в кино, развалиться в удобном кресле и на два часа отвлечься, посмотреть что-нибудь новенькое, даже если в «Рексе» показывают мультики. Но не идти же туда одному.
— Джуссани… — повторил вслух капитан, выключая магнитофон. Он напряг память, пытаясь вспомнить. Джуссани — бывший министр, представитель старого правого крыла христианско-демократической партии, покончивший год назад самоубийством. Будь этот человек жив, потянулась бы какая-нибудь ниточка, хотя использовать ее было бы и нелегко. Но то, что он умер, уже дает возможность установить очень важное обстоятельство: запись сделана самое меньшее год назад, а может, еще раньше.
Чем дольше Де Дженнаро слушал, тем больше убеждался в том, что эта пленка содержала более ясные и конкретные намеки, чем две другие. И куда более тревожные. Уже в самом начале одна фраза словно вспыхнула в темноте огромными, яркими, как на неоновой рекламе, буквами: