Логово горностаев. Принудительное поселение

— Весьма удачный пример из области сельского хозяйства, Витторио. Но хотелось бы знать, согласен ли ты хоть с одним — нужно… вежливо сообщить этим лицам, что прокурор не прочь был бы коротко побеседовать с ними в удобное для них время. И еще вот что — кажется, есть такой пункт: старшие государственные чиновники могут давать показания у себя по месту службы, не будучи обязаны лично являться в прокуратуру…

Де Леонибус не воспользовался нарочито долгой паузой, он по-прежнему сидел хмурый, угрюмый. Балестрини кивнул.

— Все ясно, ты и с этим не согласен?

— Я бы воздержался. По крайней мере в свете…

— О господи, да перестань же! — крикнул Балестрини, вскочив со стула. — Говоришь как на пресс-конференции, черт возьми! «В свете», «обдумать целесообразность», «по мере того как». Давай посмотрим друг на друга повнимательнее, Витторио. Узнаешь меня? Я — Андреа, перед тобой Андреа, Витторио!

— Узнаю, но с трудом, — попытался сострить Витторио, однако Балестрини не принял, не мог принять протянутую ему оливковую ветвь.

— В таком случае с меня довольно! Де Дженнаро умер, и незачем повторять то, что мы говорили, нет, вы, вы говорили, когда он еще был жив, и потом, когда его не стало: «Что ж, он ведь был офицером карабинеров». Он погиб на служебном посту, Витторио! Его пристрелили, а я до сих пор не знаю кто и так и не узнаю, если буду ждать, пока один из множества осведомителей нашей судебной полиции или карабинеров полковника Виньи шепнет мне по телефону имя убийцы. Они убрали с дороги Паскуалетти потому, что у него были эти проклятые пленки, которыми он, похоже, собирался кого-то шантажировать, и по тем же причинам прикончили его сестру.

— Лично я в этом не уверен.

— Мы с тобой, Витторио, не в суде, черт побери! Доказать это я не в состоянии, но наверняка все было именно так. В сущности, она стала лишь третьей жертвой. А вот по пленкам… хотя бы по той, что у меня, достаточно ясно, почему кто-то жаждал ими завладеть. Ну, а то, что эти записанные на пленку разговоры могут кое-кому сильно повредить, доказывают как раз приведенные мною факты. Да-да — могут, и, пожалуйста, не кривись. Между тем суть дела проста — стремясь завладеть пленками, они убивают. Все это совершенно очевидно, а ты прячешься за служебный рутинный порядок.

— Андреа…

Чувствуя, что задыхается, Балестрини замолчал. Только теперь он заметил, что расхаживает взад и вперед по кабинету. Он подошел к столу и оперся о его край.

— Андреа, ты вне себя. Конечно, я понимаю… печальная… да, печальная история с Ренатой…

— Что?

— Прости, но я…

— Рената? При чем здесь Рената? Тогда уж пристегни сюда и нервное истощение, которым я страдал в университете. Видишь, я опять вышел из себя.

— Я хочу сказать, что ты принимаешь это чертово расследование…

— Да-да, близко к сердцу, как и следует его принимать. Ведь я, как тебе известно, еще и помощник прокурора. И если я решил дать делу ход, то только потому, что имею на это все основания. Других мотивов у меня нет, и я не позволю, чтобы мне их навязывали…

Де Леонибус, побагровев, внезапно вскочил со стула, так что Балестрини даже на миг растерялся.

— Не смей намекать, будто я, как ты изволил выразиться, руководствуюсь другими мотивами! Нет у меня иных мотивов, кроме интересов правосудия, и оставь, пожалуйста, этот обличительный тон грошового моралиста.

— Я вовсе не собираюсь читать кому-либо мораль, Витторио. Хочу лишь честно выполнить свою работу. И потому предпочел бы обойтись без твоих нелепых возражений. Ведь ты должен был бы мне, напротив, помочь…

— В твоих необдуманных действиях? Если хочешь знать, Андреа, мое мнение: было бы разумнее передать дело в высшую инстанцию или же поручить его более уравновешенному человеку, скажем Джиджи Якопетти…

Де Леонибус осекся, увидев, как вдруг побледнел Балестрини. Несколько секунд в кабинете слышно было только тяжелое, прерывистое дыхание этих двух недавних друзей.

— Что ты задумал? — прорычал Балестрини, сжимая кулаки. — Что?

— Послушай, Андреа, тебе не кажется…

— Надеешься, что я подчинюсь подобному решению, зная его истинную цель?

— Какую цель? — крикнул Де Леонибус.

Секретарь приотворил было дверь, но тут же закрыл ее, поняв, что его вовсе не вызывали. Балестрини решительно направился к выходу, не глядя больше на Де Леонибуса, который так и остался стоять у письменного стола, багровый от бешенства.

— Надеюсь, потом ты все же поймешь… — начал было Де Леонибус, но Балестрини не дал ему договорить.

— Убирайся ко всем чертям! — в ярости крикнул он, с грохотом захлопнул дверь и прошел мимо застывших в немом изумлении служащих, среди которых был и секретарь Де Леонибуса.

Спускаясь по лестнице и перешагивая сразу через две ступеньки, он едва не сбил с ног майора Бонору, начальника следственного отдела финансовой полиции. У Боноры была скверная привычка хвататься за собеседника или виснуть на нем. Вот и теперь он шутливо остановил Балестрини, обняв его за плечи.

— Стоп, доктор Балестрини.

— А, это вы, майор, — пробормотал Балестрини и смущенно улыбнулся, заметив, что майор смотрит на него с удивлением.