Логово горностаев. Принудительное поселение

Вот и сейчас, хотя она, наверно, умерла уже полчаса назад, Грэйс Демпстер очень походила на Ренату.

13

Для Эрманно Саворньяна отмена дворянских титулов была, очевидно, тяжелым ударом. Во всяком случае, теперешний его вид и поведение говорили о невосполнимой утрате. Высокий, грузный, лет пятидесяти пяти, он был одет в легкий полосатый костюм — этакий сельский джентльмен. Лицо угрюмое, а под густыми, поседевшими бровями — неприятные карие глазки.

Его подозрительность была столь велика, что сразу же настораживала. Всякий раз, прежде чем ответить Балестрини, он поджимал свои тонкие губы и долго думал. Балестрини такой реакции ждал и с первого же вопроса озадачил противника. Адвокатом у Саворньяна был депутат парламента Педринис, энергичный старик со зловещим лицом. Оба они, часто переглядываясь, слушали сейчас пленку, на которой был записан голос Эрманно Саворньяна, беседовавшего со своими высокопоставленными друзьями. Пленку Розанны Паскуалетти. Зазвонил телефон. Едва Балестрини понял, кто говорит, он знаком показал служащему прокуратуры, что должен на минуту отлучиться, и поспешил в канцелярию. Несколько секунд спустя зазвонил телефон на столе у секретаря, тот взял трубку и протянул ее Балестрини.

— Балестрини слушает.

— Теперь вы можете говорить?

— Простите, что попросил вас перезвонить, но я вел у себя допрос.

— Понятно, понятно. Буду краток, чтобы не отнимать у вас драгоценное время.

— Отлично, — сказал Балестрини и услышал в трубке шелест бумаги.

— Итак, хорошая новость. Девушка с вероятностью до девяноста процентов застрелена из того же пистолета, что и Гуидо Паскуалетти. Потом, если понадобится, объясню, почему я так считаю.

— Продолжайте.

— Кроме того, детали убийства в обоих случаях совпадают. Один-единственный выстрел с близкого расстояния, примерно с метра, прямо в сердце. В случае же с Де Дженнаро убийца стрелял из пистолета более мелкого калибра — 7,65. Три выстрела, из них один смертельный, произведенные, по-моему, куда менее опытной рукой. Другие подробности…

Самой удивительной подробностью было то, что для убийства Де Дженнаро выбрали «куда менее опытную руку». А может, и в этом они руководствовались своей особой логикой, подумал Балестрини, возвращаясь в кабинет. Пленка уже кончалась.

— Итак, господин Саворньян? — сказал он, подперев подбородок рукой.

После бессонной ночи Балестрини чувствовал себя совершенно разбитым. И в то же время чересчур взбудораженным, давал себя знать выпитый кофе, под конец он уже перестал ощущать его аромат и вкус. Допрашиваемый уставился на него, подавшись немного вперед и сузив глазки-буравчики.

— Узнаете свой голос в прослушанных записях?

После короткого молчания граф Саворньян пожал плечами и пробормотал:

— Похоже, голос мой, — и снова умолк, словно обессилев от столь важного признания. — Или же… или же тут очень хорошее подражание.

— Я бы сказал — превосходное. Кроме двух-трех профессиональных телеактеров я знаю только одного человека, достигшего подобных высот, но он сидит под надежной охраной в «Реджина Чёли». Право же, вы можете установить истину и иным путем. Прослушав разговоры, вы, очевидно, узнали своих собеседников… или же кто-то имитировал и их голоса?

Формально это можно было и не считать вопросом, и Саворньян не счел себя обязанным отвечать. Балестрини окинул взглядом шкаф, все еще хранивший следы взлома.

— Вы знали некоего Гуидо Паскуалетти, жителя Рима, бывшего агента СИДа, убитого две недели назад?

— Нет, — сухо ответил Саворньян и продолжал отрицательно качать головой, когда в этом уже не было никакой нужды.

— Понятно. Жаль, что были украдены две другие пленки с записанными отрывками разговора между вами и Паскуалетти, поэтому не…

— Надеюсь, господин судья, что вы не вознамерились таким путем… — вмешался адвокат, он же депутат парламента, но Балестрини его остановил, резко вскинув руки.

— Упаси меня господь, господин адвокат. Я представляю следственную власть, а она действует на основе фактов, а не предположений. Но эти пленки я в свое время прослушал и уверен, что ваш подопечный отлично знал Паскуалетти и даже отдавал ему приказания. Сегодня я этого доказать не могу, но, поверьте, всеми силами постараюсь такие доказательства раздобыть.

Никакого ответа. Саворньян, правда, начал вдруг потеть, но это могло объясняться и тем, что в кабинете было жарко.

— А теперь перейдем к документам — бумагам и письмам, найденным у вас в квартире вчера во время обыска, — объявил Балестрини, выдвигая ящик стола.

Глазки адвоката и Саворньяна (впрочем, секретарь тоже внимательно следил за происходящим) буквально впились Балестрини в лицо, поэтому он извлекал свою добычу нарочито медленно.

— Начнем с этого… о, да тут перечень расходов, и я бы сказал — довольно основательный! Дата не проставлена… — Балестрини повертел перед собой лист бумаги, словно видел его впервые. — Надеюсь, вы сможете тут кое-что уточнить. Итак, Б. Бе. — миллион двести пятьдесят тысяч лир. Эс. Ри. — миллион. Г. Па. — четыре миллиона пятьсот тысяч лир… Кстати, кто этот Г. Па.?