Логово горностаев. Принудительное поселение

У Дядюшки Нтони, в его магазине по продаже телевизоров, красивом, просторном, с богатым выбором товара, явно контрастирующем со скромными лавочками в том же центре старого города, Чириако был всего шесть дней назад, по возвращении из Виченцы. Уж так ему хотелось поскорее избавиться от этой неприятной обязанности, что он прямо отправился в магазин, даже не заезжая к себе в Сан-Джованни-а-Тедуччо. Уже потом, отчитавшись, можно было с легкой душой вернуться домой. Ведь он избавился от кошмара, от буравящего, пронизывающего тебя насквозь взгляда мутных, выцветших глаз Дядюшки Нтони, похожих на бутылочные осколки, от его давящей, как прессом, въедливости. Закончив свое донесение, Чириако вышел на улицу, сильно приободренный тем, что уж месяц он точно проживет спокойно, ну в крайнем случае Дядюшка Нтони пробурчит по телефону очередное приказание. Целый мешок страха Чириако оставил там, в магазине, среди всегда включенных телевизоров.

Отчет был удачным и полностью совпадал с донесением Спаламуорто, тоже вернувшегося из «командировки». В мутных, выцветших глазах босса блеснули снопы желтых искр, когда Чириако подтвердил, что приговор был приведен в исполнение рядом с городком, приютившим дона Джузеппе Паломбеллу. Клянусь кровью святого Януария, — подумал Дядюшка Нтони, — я сыграл неплохую шутку с этим вшивым джентльменом, разыгрывающим из себя просвещенного землевладельца и убежденным, что он честный и дальновидный предприниматель. Это он-то, у которого на совести немало убитых или изувеченных врагов, позволяет себе открыто порицать его, Дядюшки Нтони, кровожадность! Он, видите ли, повсюду рассылает своих наемных убийц, он злобный, мстительный, впадающий в ярость, что отличает людей хитрых, наделенных большой властью, но умных.

В порыве необузданной жестокости Антонио Вичепополо для наказания неверного помощника прибег и к помощи Чириако, который, как он знал, испытывал к дону Джузеппе ностальгическую преданность. Этот Чириако — достойный ученик дона Джузеппе, упрямый, глупо-щепетильный и не умеющий жить с волками. Был бы он похрабрее, так не пришлось бы для «наведения чистоты» посылать Спаламуорто, Чириако сам бы мог все обтяпать. Что поделаешь, не все рождаются львами, да и где тогда найти зайцев, чтобы разорвать их на куски?

В остальном Чириако все выполнил хорошо: выследил изменника-торговца, вовремя сообщил, что тот укрылся в Виченце, и сразу же навел Спаламуорто на след беглеца. От зайца большего и требовать нельзя. Дядюшка Нтони вынул из ящика с деньгами пять ассигнаций по сто тысяч лир каждая и вложил их Чириако в руку.

— На вот, бери. Это тебе за сверхурочную работу. А это, — он протянул ему еще сто тысяч лир, — за бензин и другие расходы.

Так Чириако сбросил с себя груз страха и танцующей походкой пересек улицу Бенедетто-Кроче, отягощенный лишь «грузом» пяти ассигнаций в бумажнике. Это-то и есть счастливые минуты в его работе.

Телефонный звонок нарушил блаженство тех дней. Дядюшка Нтони говорил по телефону тихо-тихо, но каждое его слово звучало как далекий и грозный раскат грома. Что кроется за этим внезапным вызовом?

Устало ковыляя в толпе, Чириако перебирал в уме, какие у него на совести проступки, и не находил ни одного, если не считать короткой встречи с доном Джузеппе. Но разве можно ставить ему в вину визит к бывшему хозяину, угодившему в ссылку. Ведь это же все равно, что навестить больного или заключенного. Дойдя до перекрестка рядом с магазином, Чириако выпрямился и пошел быстрее. Черт возьми, чего он испугался! Может, Дядюшка Нтони хочет дать ему новое задание?

В магазине, кроме Дядюшки Нтони, были Дженнарино, продавец и верный человек босса, и молодожены, задумавшие купить переносной телевизор. Парочка уговаривала Дядюшку Нтони сбавить цену, ведь они его постоянные клиенты и купили в этом магазине все домашние электроприборы.

Дядюшка Нтони любил торговаться. Он забавлялся, долго не снижая цену на какие-нибудь десять тысяч лир — столько он давал на чай массажисту или швейцару в ночном клубе, — это позволяло ему полнее почувствовать разницу в положении между ним и жителями квартала, которые зарабатывали себе на жизнь трудом честным, иными словами, потом и кровью.

Завидев Чириако, он перестал забавляться. Велел Дженнарино ублаготворить новобрачную, с галантной любезностью ответив на ее слова горячей благодарности, и велел Чириако пройти в заднюю комнату. Пошел за ним следом и, громко хлопнув дверью, отчего у Чириако екнуло сердце, удобно устроился в кресле, единственном в комнате месте, куда можно было сесть.

Это парикмахерское кресло на вращающемся треножнике пользовалось в неаполитанском преступном мире не меньшей известностью, чем сам его владелец. Хотя над креслом и посмеивались (конечно, лишь шепотком), оно считалось символическим троном, овеянным мрачной славой, ведь покачивавшийся в нем с рассеянным видом тучный человек очень часто выносил тут чудовищные приговоры. Сейчас же он словно отдыхал в нем, свесив голову и слегка покачивая ногами.