Логово Костей

— Но хоть я и любила его очень сильно, любовь моей сестры была еще сильнее. Она всегда старалась остаться с ним наедине, а по ночам рассказывала мне о том, что мечтает о нем. Но он отталкивал ее каждый раз. Ее брак был устроен еще до ее рождения. Она должна была выйти замуж за Сандакра Криометеса, Принца Интуррии. День свадьбы приближался, и тоска росла в ее сердце, а вместе с тоской — мысли о том, как отомстить за себя нашему учителю. В ночь накануне свадьбы она рассекла собственное лоно и умерла.

Миррима замерла, не в силах поверить в услышанное:

— Почему?!

— Это инкарранский способ, — ответила старуха. — Если женщина обесчестила себя с мужчиной, только так она может очиститься и оправдаться.

Миррима поняла: чтобы отомстить Дайлану Молоту, принцесса таким образом возложила на него вину за свою смерть.

— Вместо моей сестры мой отец отдал принцу меня, и о том, что случилось позже, я узнала через многие годы. Мой лорд Криометес пришел в ярость и потребовал отомстить твоему Дайлану Молоту. Бессмертный скрылся на севере, и многие бросились в погоню за ним. В Ферреции было большое сражение. Многие из наших не вернулись.

— Они убили его?

— Я не знаю, — ответила старуха. — Я рассказала все, что знаю. Я ничего не сделала, чтобы спасти его — человека, которым я восхищалась и которого любила больше, чем когда-либо после любила своего лорда Криометеса. Я надеюсь, ты простишь меня.

Старуха разжала кулак и вытащила ключ. Она осторожно взобралась на край парапета и отомкнула оковы Мирримы. Миррима соскользнула на землю.

— Теперь иди, — сказала старуха. — Сейчас во дворце почти все спят. Это твой шанс спастись.

— Я не уйду без своего мужа, — сказала Миррима.

— Слишком поздно, — сказала старуха. — Он уже отдал дар воли. Теперь он один из живых мертвецов.

— Тогда я заберу этот дар обратно, — сказала Миррима угрожающе. Она сбросила цепи, и старуха, похоже, только теперь поняла свою ошибку.

Она издала короткий звук, словно собираясь завизжать, но Миррима схватила ее за горло. Старуха вырывалась и била ее кулаками, но у Мирримы было много даров, и она держала старуху крепко до тех пор, пока та не потеряла сознание; тогда Миррима заковала ее в цепи и подвесила на свое место на скале.

— Мне жаль, — прошептала Миррима, — прости.

Миррима развернула женщину так, чтобы солнце не сожгло ее, и вошла в темный туннель.

* * *

Сэр Боренсон лежал на деревянной кровати, медленно чередуя вдохи и выдохи. В очаге горел огонь, и впервые Боренсон мог разглядеть комнату. Он находился в главном зале апартаментов Короля Криометеса. Инкарранский способствующий склонился над голой ступней Боренсона. Он старательно погружал длинную иглу в чернильницу, а затем втыкал ее в ступню. Он явно собирался покрыть татуировкой всю ногу.

Я должен посмотреть вниз, говорил себе Боренсон.

Я должен увидеть очертания руны Воли.

Но у него не было желания сделать это. Много веков люди Рофехавана пытались узнать тайну создания этой руны. Но сейчас Боренсона это не волновало. По потолку медленно полз жирный черный паук. Боренсон смотрел на него, не мигая. Глаза его были сухими, в них чувствовался странный зуд, и каждый раз, когда боль становилась слишком сильной, ему приходилось напрягать силы, чтоб прикрыть глаза. Он делал это только потому, что его палач требовал поступать именно так.

Палачом была женщина. Она стояла над ним с бамбуковой палкой с того самого момента, когда он в первый раз отдал свой дар, и приказывала:

— Дышать, как я велю, или я ударю тебя.

И если он переставал дышать, она била его палкой по голени, причиняя невыносимую боль. И потому он дышал, как она велела, он делал вдох, он делал выдох. Так она учила его дышать.

Предоставленный самому себе, он мог запросто прекратить дышать и умереть от удушья. Ему было все равно, дышит он или нет.

— Моргай, когда глаза стать сухие, — сказала ему женщина, после того как он пролежал больше часа, уставившись на паука на потолке. Она хлестнула его по рукам, чтобы показать, какую сильную боль она может причинить ему. И так он учился моргать, хотя самому ему было все равно, его не пугало, что глаза могут высохнуть в глазницах.

Сейчас она говорила назидательным тоном:

— Я не кормить тебя, я не раб тебе. Когда ты голоден, встать с кровати и есть. Понимать? Если ты не есть досыта, я буду бить тебя. Понимать?

Боренсон понимал, но никак не показал этого. Произносить слова — бессмысленная трата энергии, кивать — бесполезный жест. Он просто лежал, уставившись в потолок.

Женщина хлестнула его по лицу:

— Ты иметь язык! Ты отвечать мне! Понимать?

— Да, — сказал Боренсон. Он был зол и раздражен. Вдруг ему пришло в голову, что он мог бы бежать. Он больше не был скован. Способствующий снял цепи, чтобы удобнее было делать татуировку. Но желание совершить побег было не настолько сильным, чтобы заставить двигаться ноги.