Прогрессорствовать и помогать московскому «обществу» с устранением «тирана» категорически не собираюсь, пускай Сергей Александрович дожидается Ваню Каляева. А сплетни о голубизне великого князя не новость, ещё в старших классах школы, читая «Нечистую силу» Пикуля, запомнил обидные для генерал-губернатора строки:
Матку правду говоря,
Гатчинский затворник,
Хоть и плох в роли царя,
Но зато не ёрник.
Хоть умом и не горазд,
Всё ж не азиатец.
Не великий педераст,
Как Серёжа братец…
Бывает, что тут скажешь. Не нам предков обсуждать да осуждать, из века двадцать первого грефо-володино-киркоровского, да-с!
А здесь и сейчас обсуждают политически важный визит французской эскадры в Кронштадт и спорят — обнажит под «Марсельезу» голову Государь, или же не отдаст должные почести гимну Третьей Республики и союз расстроится. Большинство московских пикейных жилетов, «глобалящих» на летней террасе трактира «Лилия», склонялось к тому, что обнажит. Ибо времена такие, что край как необходим союз с Парижем и для укрощения тевтонов и, особенно, для получения баз флота в Средиземном море, чтоб сподручнее треклятые Проливы захватывать — с двух сторон. Черноморский флот Босфор штурмует, а Балтийский, переброшенный в Средиземное море — Дарданеллы. А французы «стопорят» мальтийскую эскадру англичан, а как же — куда лягушатникам деваться без русского «парового катка»!
Ого, стратеги! Соловьёвские эксперты, те однозначно пожиже будут здешних ястребов. Я же пока, словно герой шпионско-эмигрантской песни из саги про Резидента «менял города, менял имена»…
Из Томска до Каинска с кухтеринскими «дальнобоями» ехал уже с «паЧпортом», каковой успешно скоммуниздил в Красноярске, не поверите — из того же самого номера гостиницы, где грабанул шайку шулеров. Периодически мониторя открытые в «интересных точках» данной реальности порталы отметил, что в «шулерский» номер вселились трое приличных мужчин, спешащих на прииски в Иркутской губернии. Выждал момент и провёл в багаже путешественников «шмон», присвоив документы удостоверяющие личность Махоньского Андрея Пантелеймоновича, из мещан, тридцати двух годочков от роду, уроженца славного города Ярославля. Он из троицы более на меня походил внешне, вот и не повезло Андрей Пантелеймонычу. Конспирации ради пришлось чемоданы путников вытащить, картинно разбросать вещи и стырить, всё той же конспирации ради, трость и несколько рубашек, чтоб расследующие дело сыскари думали про ограбление, что спугнул кто-то воришек, не успевших всё забрать. Там и делов то по инсценировке — всего ничего, бумаги в карман положил и ломиком, тем самым что двух томских мазуриков упокоил, расколотил окно да заорал дурным голосом: «Бежим, Васька, полиция»! И был таков…
В Каинске пригодились бумаги Махоньского, уже от его имени нанимал экипаж и трясся на перекладных сперва до Омска, а потом до Оренбурга, где и сподобился пересесть наконец то на «чугунку».
В первопрестольную прибыл вымотанный дорогой и на время отбросил мысль о создании Всемирной Сети, отлёживаясь в «меблированных нумерах госпожи Судаковой». Бог весть кто такая мадам Судакова, имел дело с расторопным управляющим, классическим «манагером» последней четверти века девятнадцатого Тимофеем Исидоровичем Прокудиным которому и проплатил отдельный нУмер на две недели вперёд, заодно расспросив как тут «насчёт барышень». Услужливый Тимофей построжал правой половиной лица, левой же продолжая угодливо скалиться.
— Так что можно, господин Махоньский, позвольте-с адрес на карточке. Совсем рядом-с, через три дома-с.
— Вот что, любезный, я по бардакам не ходок, предпочитаю на своей территории похоть тешить, благо, гляжу, засов надёжный — не ворвутся в самый интимный момент «братья» продажной девки, не начнут полицией стращать да компенсации требовать за порушенную девичью честь.
— Как можно, — искренне, не наигранно возмутился Тимофей, — у нас приличный дом и жульё знает каковы кулачищи у Степана.