Радзин уставился ему в глаза ничего не выражающим, холодным взглядом.
– Анатолий! Ты понял, что я сказал?
Шавров пожал плечами.
– Ладно. Как скажете.
Он сложил бумаги в папку, потянулся за фотографиями и замер, не закончив движение.
– Фотографии вам оставить?
– Фотографии – оставить. Пленку – уничтожить, – приказал Радзин. – Проследи за этим лично.
Шавров словно ждал этих слов, потому что тут же извлек из кармана картонный футлярчик с пленкой и положил на стол.
– Я захватил ее с собой.
Дверь кабинета закрылась за Шавровым. Радзин вытащил пленку из футляра и попытался поджечь кончик от пламени зажигалки. Пленка не горела, она лишь плавилась с шипением, распространяя едкий запах. Радзин отволожил пленку в сторону, нажал кнопку на коммутаторе и сказал в микрофон:
– Пятнадцать минут ни с кем не соединять. Меня здесь нет. Ни для кого.
– Слушаюсь, Сергей Юрьевич, – прощебетала в ответ секретарша.
Тогда Радзин встал, пошел к двери и повернул в замке ключ. Потом вернулся за стол и принялся неторопливо и аккуратно стричь фотопленку ножницами, превращая ее в мельчайшее конфетти. Изредка он останавливался, смотрел на стоявшую перед ним фотографию счастливых любовников, а затем вновь с прежним усердием возобновлял свое занятие…
В темноте бежать некуда, темнота не имеет направлений, она лишена протяженности, в ней отсутствуют конец и начало. Темнота до краев наполнена неизвестностью, она – постоянный источник неведомой угрозы, она кажется спасительной, но ощущение это – иллюзия, обман, ибо с одинаковым равнодушием темнота укрывает друг от друга и преследуемых, и преследователей…
Удивительно, как они не растерялись во время этого стремительного бега по вечерней тайге. Настал момент, когда Драч понял, что нужно остановиться. Ночь без единого проблеска света обступала их со всех сторон, попытка убежать как можно дальше от подземной тюрьмы легко могла привести к противоположному результату.
– Все здесь? – с трудом переводя дыхание, спросил Драч. – Авдей! Ленчик! Семен! Тихон!
Они нестройно отозвались. Драч не видел их лиц, он даже теней их не мог различить, ощущая присутствие сотоварищей лишь по запаленному дыханию. Драч задирал голову, пытаясь разглядеть в промежутках меж ветвей хотя бы слабый свет звезд, но чернота неба, видимо, плотно затянутого тучами, была неотличима от окружавшего беглецов мрака.
– Чего дальше будем делать? – услышал Драч. (Это – Ленчик.)
– Ждать рассвета. В темноте закружимся.
– Если о дерево башку не расшибем. – Это – Авдей. – Я уже один раз вмазался.
– А если эти гады за нами сейчас погоню наладят? – Это, кажется, Тихон.
– Ночью они сами в тайгу не полезут, – уверенно сказал Драч, отнюдь не испытывая такой уверенности.
– Если поймают – замочат без разговоров. – Снова Ленчик.
– Значит, нужно чтобы не поймали.
– Мы же даже не знаем, где ходим, мать твою… – выругался Авдей. – Куда они нас завезли, волки позорные, ничего не знаем!
– Не вибрируй, – оборвал его Драч. – От реки на север почти все время ехали, я заметил. А по реке сплавлялись по течению. Реки здесь тоже текут с юга на север. Значит, нам нужно двигать на юг.
– Не дойдем, – потерянно сказал Семен, – ни оружия, ни жратвы. Спичек даже нет.
– Спички есть, – поправил его Авдей и в наступившей секундной тишине все ощутили виртуальный проблеск надежды.
– Сегодня они нам не понадобятся, – предупредил Драч.
– Это понятно…
Сна ни у кого не было ни в одном глазу. Сбившись в плотную кучку, на ощупь устроились на толстом слое хвои под деревом. Разумеется, никому из них не пришло в голову развести костер – слишком близко они находились от своей подземной тюрьмы. Как ни странно, холода беглецы не испытывали, ночь выдалась теплой, возможно, это была последняя теплая ночь уходящего лета, последний подарок изменчивой и неласковой таежной природы.
Тайга была полна ночной жизни. Звуки этой жизни, неразличимые при свете дня, сейчас окружали беглецов со всех направлений, заставляя напряженно прислушиваться в попытке вычленить из легкого хруста, шелеста, скрипа признаки шагов преследователей.
В какой-то момент, устав от этих усилий, Драч осознал, что таращиться в непроглядный мрак абсолютно бесполезно, и прикрыл глаза. Видимо, короткая предутренняя дремота все же сумела овладеть им, потому что начало рассвета он пропустил. Просто, приподняв в очередной раз веки, Драч обнаружил, что способен различать ближайшие к нему древесные стволы. Прошло еще десять – пятнадцать минут, и черные цвета ночи окончательно утратили насыщенность, сменившись серыми рассветными тонами. Драч потянулся и бесшумно поднялся на ноги. Если кто-то из его спутников дремал, то проснулся мгновенно, разбуженный даже этим неслышным движением.
– Пошли! – сказал Драч. – Потом отоспимся.
– Куда? – спросил Ленчик. Наверное, только для того, чтобы услышать собственный голос.
– Юг – там, – показал направление Драч и зашагал первым, не оглядываясь.