Никто Толикаму отвечать не спешил. С нынешней позиции, то есть сытости и спокойствия, идея напасть самим на воинов империи не казалась такой уж хорошей. И, правда, народ стал отходить. Не стало уже той агрессии. Все при деле. Все увязли в бытовых мелочах. Войны уже не хотелось. Только… не забудет Империя о нас. Ой, не забудет…
— В зиму опять голод настанет, — наконец нарушил тишину Наин. — Посеять много не успеем. Тяжело будет нетронутую землю пахать. Разве что под снег семена уложить, чтобы в следующий год быстрее взошли.
— Думаешь, от селян много взять сможем? — Высказал сомнение Санит.
— Много, не много, а хоть бандитами себя ощущать не будем. Вроде как защитили. Так ведь и так придётся по деревням идти.
— Как бы не получилось, что имперцы нас потреплют, а потом селяне добьют.
— Потому и решать такое предлагаю, когда они здесь появятся. Если много будет, отойдём за стены крепости. Отсюда нас не взять. А мало, так испугом возьмём.
— Ага. Жуть, какие мы страшные.
— Ещё враг не пришёл, а мы уже обделались, — неожиданно зло произнёс Клоп.
— Смелый какой. — Ухмыльнулся Санит.
— Да уж, какой есть. Зиму назад на орков горб гнул ради плошки дрянной каши. Нынешнюю зиму вообще с голоду пух. А сейчас настойку пью. Рыбой вон, какой ни разу не едал, закусываю. Дети на детей стали похожи. Бабы на баб. И если мне надо будет ради того чтобы всё осталось так же надрать задницу имперцам или селянам, то я даже задумываться не хочу.
— Ни хрена себе, тебя Стата обработала! — Ответил на эмоциональный всплеск бывшего раба Наин.
Собственно фраза его пришла на ум всем, поскольку Клоп один в один повторил слова этой стервозной дамочки.
— А коли и так! Не правда, разве?! И плевать мне, что там селяне будут думать о нас! Вертел я их мнение. У них самих руки в крови!
— Да неизвестно ещё… — хмуро произнёс Санит. — Может зверьё.
— Ага. Зверьё. Только, какое-то разумное зверьё! Сам же говоришь, что оружие с гербами оставили, а немеченое имперцами исчезло!
— Воин, оглоблю тебе в то место, откуда срамное дело делаешь. Да поглубже, — ожил Гогох, до этого тихо сидевший на чурбане в углу. — Не зыркай! Кулаком махать хорошо, когда он большой. А коли веса нет, так нечего по-бабски вопить. Не поможет. В собственной крови искупаться дело не хитрое. Ты попробуй голову думать заставить, прежде чем поперёк всего мира идти. А то и селян он вертел и имперцев. Вертелку не сломай! Лучшее будет, коли имперцы сначала селян пожучат, а потом мы имперцев. Вот тогда толк какой появится. — Дед, так же резко как начал свою эмоциональную речь, так её и закончил.
— Мудрость говорит твоими словами отец, — улыбнулся Санит.
— Не лень же было тебе лезть сюда, — раздался голос Толикама сзади.
Лестница на сторожевую башню действительно была крута и крайне неудобна.
— Хмель выветрять хочу.
— Хм. — Даже не поворачиваясь, готов поспорить на кусок жареной говядины, что Толикам улыбался. — По-моему хмель загнал тебя сюда.
— Может и так.
— Чего размяк?
— Да как сказать… Знаешь… Клоп сегодня напомнил… А ведь… Ну, какой из меня правитель? Раб! Был рабом. Да и остался им. Правитель должен быть с головой…
— Чушь! — Перебил меня Толикам. — Правитель должен быть справедлив. Не более. Ты думаешь, император сам правит? Как бы не так! Полно сведущих людей, способных в любой сфере принять, как им кажется, более правильные решения. А вот доказать свою правоту, зачастую они не в силах.
— Такое впечатление, что ты правил.
— Нет, конечно, — Толикам помолчал несколько секунд, глядя на закат. — Красиво.
— Это да. Там орочьи степи?
— Да. Но, перед ними есть где-то горы. Говорят можно пройти. Только хоженых дорог нет.
Некоторое время был слышен только ветер, гуляющий в преддверии гор, да звуки готовящейся ко сну крепости.
— Убеждать тебя, причин нет. Ты сам всё понимаешь. Смалодушничать сейчас ты не можешь, — продолжил Толикам.
— Ты просто не представляешь, насколько низко я упал даже в своих глазах, после рабства. Я ведь не хотел выходить тогда к вам. Когда сбежали.
— Знаю. Возможно, и правильно бы сделал. Только сейчас речь не об этом, а о том, что тебе доверяют.
— Конечно, — я даже не стал скрывать иронию. — Только нож готовы в спину воткнуть.
— А то тебе привыкать? Сам нарываешься. А нож… так человек такая сволочь, что всегда готов обнажить его.
— Как мы сейчас.
— Да. А чем ты лучше других?
Утро началось несколько сумбурно. Во-первых, пришлось будить Алию, которая вдруг почувствовала отсутствие каких-либо обязательств. Обычно происходило наоборот: она просыпалась раньше меня. Во-вторых, большая часть народа была согнана Санитом для выпаса имеющихся животных. То есть, усиленные отряды охотников вышли на промысел рядом с пастбищем, а остальные практически с вилами и лопатами, на охрану скота, с одновременным возделыванием земель. По сути, люди прикрывали своими телами коров и частично незанятых лошадей. Последнее произошло ввиду отсутствия лемехов, то бишь, плугов. К обеду показался дымок от искусственно созданного пожара на опушке леса прилегающего к нашей долине. Мы стремились расшириться в своих угодьях.