Ломая рассвет

— Хорошо, я тут подумала …, я знаю, что Дартмас это всего лишь статья, иллюстрация к которой дана на обложке журнала, но честно, один семестр колледжа вероятно не убьет меня, — произнесла я, в точности повторяя его давнишние слова, когда он пытался убедить меня отложить превращение в вампира. — Держу пари, Чарли бы не на шутку взволновали слухи из Дартмаса. Безусловно, весьма странно будет, если я не буду отстаиваться от самых мозговитых. Пусть будет … восемнадцать, девятнадцать. В этом ведь нет большой разницы.

Он молчал достаточно долго. Потом, шепотом произнес:

— Ты можешь подождать. И остаться человеком.

Я молчала.

— Почему ты делаешь это со мной? — процедил он сквозь зубы внезапно сердито. — Разве не достаточно трудно безо всего этого? — Он схватился за кружева, рассыпавшихся по моему бедру. На мгновение, я решила, что он собирается разорвать их по шву. Но тут его рука ослабила хватку. — Не имеет значения. Я не буду заключать с тобой никаких сделок.

— Я хочу пойти в колледж.

— Нет, не хочешь. И нет ничего, из-за чего бы стоило рискнуть твоей жизнью вновь. Это причиняет тебе боль.

— Но я действительно хочу пойти. Ну, хорошо, дело не в колледже просто я хочу побыть человеком ещё немного дольше.

Он закрыл глаза и стал дышать через нос.

— Ты сводишь меня с ума, Белла. Разве мы не обсуждали эту причину миллион раз, и разве ты не просила сделать тебя вампиром без промедлений?

— Да, но … теперь у меня есть причина остаться человеком, которой у меня не было раньше.

— И что же это?

— Угадай, — сказала я, и отбросила от себя подушки, чтобы поцеловать его.

Он поцеловал в ответ, но не так что бы я могла подумать, что победа за мной. Больше это походила, на то, что он не хотел задеть моего самолюбия; он целиком и абсолютно себя контролировал. Потом мягко, он отстранил меня и стал укачивать, прижав к груди.

— Ты настолько человечна, Белла. Вся под властью гормонов, — он рассмеялся.

— Это многого стоит, Эдвард. Мне нравиться это во мне. Я не хочу отрекаться. Я не хочу ждать годы в обличии сумасшедшей новообращенной, чтобы толика этой человечности вернулась ко мне.

Я зевнула и он улыбнулся.

— Ты устала. Спи, любимая.

Он принялся напевать колыбельную, которую сочинил, когда мы только познакомились.

— Интересно, почему я так устала, — пробормотала я саркастически. — Может это часть твоего плана или что-нибудь в этом роде.

Он коротко рассмеялся и продолжил напевать.

— Чем больше я устаю, тем лучше я буду спать, ты так думаешь?

Песня прервалась.

— Ты спала как убитая, Белла. Ты и слова не произнесла когда спала, пока мы не вернулись сюда. Если бы не храп, я бы стал волноваться, что ты впала в кому.

Я проигнорировала шутку про храп; я не храплю.

— И не единого звука? Это просто сверхъестественно. Обычно мне сняться кошмары, стоит опуститься в постель. И ещё я кричу.

— Тебе снятся кошмары?

— Очень яркие. Они так сильно утомляют меня, — я зевнула, — и поэтому я не могу поверить, что молчала всю ночь.

— О чем они?

— О разном — но все они из-за цвета.

— Цвета?

— Всё здесь такое яркое и настоящее. Обычно, когда я сплю, я знаю, что это сон. С ними же я не знаю, что сплю. И от этого становиться ещё страшнее.

Он показался мне встревоженным, когда снова спросил:

— Что пугает тебя?

Я слегка задрожала.

— Больше всего… — я колебалась.

— Больше всего? — повторил он.

Я не могла понять почему, но я не хотел рассказывать ему о ребенке из сна, который все время повторялся; было что-то слишком личное в этом необычном кошмаре. И поэтому вместо того, чтобы описать ему полностью весь сон я сказала ему только об одной его части. И её было достаточно, чтобы испугать меня или кого-нибудь ещё.

— Волтури, — прошептала я.

Он крепче обнял меня.

— Они больше не станут тревожить нас. Ты скоро станешь бессмертной, и у них не будет никаких причин.

Я позволила ему успокоить себя, чувствуя себя немного виноватой, за то, что он не совсем правильно меня понял. Всё дело было вовсе не в этом. Я не испытывала страха за себя, я боялась за мальчика.

Он не был тем же самым мальчиком как в самом первом сне — ребенок-вампир с кроваво-красными глазами, который сидел на груде мертвых людей, которые были мне дороги. У того мальчика, которого я видела во сне четырежды на прошлой неделе, определенно был человеком; у него были румяные щечки, а его большие глаза были мягкого зеленого цвета. Но точно также как другой ребенок, он задрожал со страхом и отчаянием когда Волтури окружили нас.

В этом сне, как в новом, так и в старом, я просто должна была защитить этого незнакомого ребенка. И больше ничего. В то же самое время, я понимала, что мне не удастся это сделать.

Он увидел выражения опустошения на моем лице.

— Что я могу сделать, чтобы помочь тебе?

Я сбросила с себя это.

— Это ведь только сны, Эдвард.

— Ты хочешь, чтобы я пел? Я буду петь всю ночь, если это поможет укрыть тебя от дурных снов.