Ломая рассвет

Я никогда раньше в действительности не понимала боль и обиду Розали. Я не когда не представляла себя матерью, никогда не хотела этого. Было легко пообещать Эдварду и убедить его, что я не волнуюсь о детях, потому что это так и было. Дети как таковые никогда не были важны для меня. Они казались просто громкими существами. Мне никогда не приходилось много нянчиться с ними. Когда я мечтала, что Рене подарит мне брата, я всегда представляла себе старшего брата. Кого-нибудь, кто будет заботиться обо мне, а не наоборот.

Этот ребенок, ребенок Эдварда, был абсолютно другим.

Он был нужен мне как воздух. И не потому, что выбора не оставалось.

Может быть, у меня было просто плохое воображение. Может быть, поэтому я не могла представить себя замужем, до тех самых пор, пока действительно не вышла замуж, не могла представить, как сильно я буду хотеть ребенка, пока на самом деле не забеременела…

Когда я положила руку на живот, ожидая еще одного толчка, слезы потекли по моим щекам снова.

— Белла?

Я повернулась, взволнованная тоном его голоса. Он был чересчур холодный, чересчур осторожный. Его лицо соответствовало голосу, пустое и жестокое.

А потом он увидел, что я плачу.

— Белла! — Он пересек комнату в мгновение и взял мое лицо в ладони. — Тебе больно?

— Нет, нет…

Он притянул меня к своей груди.

— Не бойся. Мы будем дома всего через шестнадцать часов. Ты будешь в порядке. Карлайл позаботиться об этом, и ты будешь в порядке, ты будешь в порядке.

— Позаботиться об этом? Что ты имеешь в виду?

Он отстранился и посмотрел мне в глаза.

— Мы вытащим это, до того, как оно сможет причинить тебе боль. Не бойся. Я не позволю этому ранить тебя.

— Это? — выдохнула я, открыв рот.

Он недовольно посмотрел мимо меня на дверь.

— Черт возьми! Я забыл, что Густаво должен был прийти сегодня. Я избавлюсь от него и тут же вернусь. — И он покинул комнату.

Я облокотилась на подоконник, ища помощи. Мои колени дрожали.

Эдвард только что назвал маленького драчуна внутри меня вещью. Он сказал, Карлайл вытащит его из меня.

— Нет, — прошептала я.

Я была неправа раньше. Он вовсе не волнуется о ребенке. Он хочет причинить ему боль. Красивая картинка в моем воображении мгновенно сменилась на что-то темное. Мой прекрасный ребенок плачет, мои слабые руки не могут защитить его…

Что мне делать? Смогу ли я договориться с ними? Что если нет? Не объясняет ли это странную тишину в разговоре с Элис? Это то, что она видела? Эдвард и Карлайл, убивающие моего маленького идеального малыша, до того, как он сможет жить?

— Нет, — пробормотала я снова, мой голос стал сильнее. Это не будет. Я не допущу этого.

Я слышала, что Эдвард снова говорит по-португальски. И снова ругается. Его голос стал ближе, и я услышала, как он фыркнул от раздражения. А потом я услышала другой голос, низкий и робкий. Голос женщины.

Он вошел в кухню опередив её и направился ко мне. Он вытер слезы с моих щек и, едва двигая губами, пробормотал прямо мне в ухо:

— Она настаивает на том, чтобы оставить продукты, которые принесла — хочет приготовить нам обед. — Если бы он был чуть менее напряжен, менее взбешен, я знала, он бы закатил глаза. — Но это просто причина — она хочет убедиться, что я еще не убил тебя. — под конец его тон стал совсем ледяным.

Кауре нервно стояла в углу, держа посуду в руках. Хотела бы я говорить по-португальски или чтобы мой испанский был чуточку лучше. Тогда я смогла поблагодарить эту женщину, которая вызывает на себя гнев вампира, только чтобы убедиться, что я в порядке.

Ее глаза метались между нами. Я видела, что она оценивает цвет моей кожи, влажность моих глаз. Пробормотав что-то, что я не смогла понять, она поставила посуду на стол. Эдвард резко сказал ей что-то; я никогда еще не слышала, чтобы он вел себя так грубо. Она повернулась, чтобы уйти и легкое колыхание ее длинной юбки донесло до меня запах еды. Он был очень сильным — лук и рыба. Я закрыла рот и бросилась к раковине. Я чувствовала руки Эдварда на моем лбу, слышала его тихое бормотание, которым он пытался успокоить меня. Его руки исчезли на мгновение, и я услышала звук закрывающегося холодильника. К счастью, вместе с этим хлопком исчез и запах, а холодные руки Эдварда прикоснулись к моему разгоряченному лицу. Все закончилось очень быстро.

Я ополоснул свой рот, пока он нежно гладил мою щеку.

Я снова почувствовала маленький толчок внутри.

Все в порядке. Мы в порядке, обратилась я к своему животу.

Эдвард развернул меня и обнял. Я положила голову ему на плечо. Мои руки, инстинктивно, накрыли мой живот.

Я услышала легкий вздох и оглянулась.

Женщина все еще была здесь, неуверенно стоя в дверях и протягивая руки, словно она хотела как-нибудь помочь. Ее глаза, не отрываясь, смотрели на мои руки, выдавая потрясение. Ее рот был широко открыт.

Эдвард вздохнул тоже и он резко повернулся к женщине, заслоняя меня своим телом. Его рука обвилась вокруг меня, как если бы он нес меня на спине.

Внезапно Кауре начала кричать на него — громко, яростно, ее непонятные слова как ножи летали по комнате.