Ломаные линии судьбы

И прислушалась. Тишина. Такая странная, напряжённая тишина, реальный саспенс… Нет, не совсем тишина, какие-то еле различимые звуки всё-таки слышно: не то стон, не то сип-хрип какой…

– Ладно, – оповестила Глаша, – я вхожу.

Ну и вошла, и осторожно-медленно двинулась вперёд, ориентируясь на еле слышный звук. Далеко не ушла: на полу, сразу за дверью в большую, стильно обставленную гостиную, расположенной напротив входной, лежал хозяин квартиры в какой-то изодранной, изорванной клоками рубахе, без одного утерянного где-то рукава, с ног до головы залитый и перепачканный кровью. И светлый палас под ним пропитывался кровью, словно невидимый художник обвёл контур его тела алым маркером.

– Ёжики шипастые! – высказалась в сердцах Аглая и, шагнув вперёд, присела рядом с телом.

Или пока ещё человеком?

Она наклонилась, чтобы пощупать пульс. По обонянию и нервам, словно кувалдой, ударило застарелым запахом спиртного, тем, который въедается в кожу, в поры, волосы и все внутренности после многодневного накачивания алкоголем, а ещё запахом рвоты и… слишком хорошо памятным ей и знакомым резким, приторным, железистым запахом сырой крови.

Резкий рвотный позыв, рванув вверх, подкатил комком к горлу, Глаша отшатнулась, отстраняясь от источника вони, несколько раз судорожно-нервно вдохнула-выдохнула, борясь с тошнотой. Совладала, пересилила себя.

Справилась. И, преодолевая страх, удушающие рвотные позывы, выбивающие слезу, брезгливость и отвращение, протянула руку, отодвинула в сторону практически оторванный воротник некогда белой рубашки и попыталась нащупать жилку на шее. В общем-то можно было и не искать: в этот самый момент мужчина тихо засипел, чем снял вопрос о статусе себя как уже тела или всё ещё человека живого. Но Глаша таки нашла, что искала, почувствовав, как тихо-тихо и совсем медленно бьётся его сердце.

Вот лучше бы он не сипел, не стонал и не выдыхал вовсе! Такое амбре из него вылетело, что новый, гораздо более мощный, чем все предыдущие, рвотный порыв вынудил Аглаю подскочить, стремительно выбежать из комнаты и скрючиться пополам, чуть не избавившись от ужина, а заодно с ним и обеда с завтраком.

М-да уж, очевидно, что господин Чащин несколько дней пил долго, вдумчиво и наверняка с удовольствием, поскольку без удовольствия упиваться до такого состояния вряд ли у кого получится.

Хотя всякое бывает, может, и без него. Но то, что гражданин долго и усиленно пил, курил и тошнился – это точно. Ну и где-то, видимо, нарвался на резких и решительных мужчин, которым что-то в поведении Виктора Юрьевича показалось неправильным, не джентльменским. Вот отчего-то Аглае казалось, что найти людей, которым сильно не импонировала манера общения господина Чащина, не так уж и сложно.

Как говорится, «кто к нам с чем, тот от того и того самого…»

Но как-то пофиг, что там приключилось и стряслось с этим «милым человеком», сейчас перед Аглаей стоял насущный и вполне определённый, любимый русским народом вопрос: «Что делать?» Судя по пульсу, общему состоянию мужика и тому, сколько крови он потерял, вероятнее всего, что тяжёлая алкогольная абстиненция поутру ему уже не грозит.

Что делать, что делать – спасать! Можно подумать, она сможет просто тихонечко свалить, осторожненько прикрыв за собой дверь, словно её тут и не было, и спокойненько забраться в ванную с лавандовой пеной, которую так замечательно намечтала. И порадоваться, что вопрос с буйным соседом разрешился сам собой.

Ну да, между прочим, не такой уж и плохой выбор, в том смысле, что «не ишак, так султан». Вот только не для неё.

Последнее время она тут прямо спасительницей битых активно выступает – какая-то очень настораживающая, неприятная тенденция.

И, тягостно вздохнув, Аглая вышла из квартиры соседа и набрала сто двенадцать. А закончив разговор со скорой помощью, вздохнула ещё более тяжко, достала из сумочки небольшую кожаную визитницу, вытащила из неё визитку участкового и набрала номер Хлебникова, мысленно помахав рукой уплывающей от неё куда-то вдаль ванне, из которой порывы лёгкого ветерка выхватывали пушистые комки лавандовой пены, оставляя их плыть облаками в фарватере чугунной посудины…

Где-то минут через двенадцать приехала скорая помощь, очень быстро, а следом за ней, тоже не задержавшись, минут через пятнадцать прибыл не участковый, а наряд полиции. Старший наряда, вполне себе приятный молодой лейтенант, выслушав Аглаю, успокоил девушку: мол, если это просто драка какая была, то её показания и не потребуются, а вот если что похуже, то, может, её и вызовут, но вряд ли, а так… Спасибо за гражданскую позицию, что не бросили человека и бла-бла-бла из официальной части, которая была скучна и неинтересна всем: и ребятам полицейским, и самой Аглае. Они поулыбались понимающе друг другу, и Глаша собралась наконец домой: дожидаться вердикта врачей и выноса тела или не тела соседа ей было неинтересно совершенно. Но тут поднявшийся на этаж лифт привёз Антона.

– А что здесь происходит? – спросил он у Глаши, выходя на площадку.