Ломаный сентаво. Аргентинец

Ганс поник головой и послушно подошёл к ближайшему дереву. Он осторожно взялся за ветку с широкими листьями, тряхнул и тут же отпрыгнул. Посыпались жухлые листья и сухая кора.

— Врёт он всё! — выкрикнул довольный Ганс. — Я не вижу никаких пауков!

— Пауки живут в гроздьях, — ответил Сальвадор.

— Да чтоб тебя!

Подобрав длинную палку, Ганс сбил самую тяжёлую гроздь и, зацепив, подтащил к ногам Шмидта. Тот внимательно осмотрел бананы, затем оторвал самый жёлтый.

— Чисто.

— В таком случае, в следующий раз можете меня не слушать, — спокойно ответил проводник.

— На минутку, герр Шмидт, — неожиданно вмешался Фегелейн. — Пару слов с глазу на глаз.

Шмидт удивлённо поднял голову, но, ничего не сказав, послушно отошёл.

— Слушаю.

— Давайте договоримся сразу, — глядя на Шмидта сверху вниз, качнулся с носков на пятки Фегелейн. — Своими людьми командую я.

— Вашими?

— Я имею в виду Удо и Вилли.

— Дружище! — брезгливо ухмыльнулся Шмидт, вспомнив, что у его шефа Мюллера именно с подобной мимики и фразы мгновенно получалось поставить собеседника на место. На самого Шмидта этот приём действовал безотказно. — Нет здесь ваших людей. И быть не может!

— Я вас понимаю, но всё же впредь обращайтесь сначала ко мне.

— Эй! — выкрикнул водитель Франц. — А пауки здесь есть!

Он поднял на вытянутой руке банан и показал перебирающего чёрными лапами вдоль плода золотистого паука, затем стряхнул его и растоптал. Шмидт повертел в руках доставшийся ему банан, надорвал кожуру и, надкусив, невозмутимо заметил:

— Не будем ссориться, Герман.

— Хотите сказать, ещё не время? — нагло ухмыльнулся Фегелейн.

— Хочу сказать, что для меня ты меньшее из зол. Есть куда худшее.

— Например, Айземанн?

Но Шмидт уже уходил прочь. Он вернулся к группе во главе с Айземанном, поедавшей бананы, и, опустившись рядом, протянул руку.

— Пока мы ещё не видели ни одного следа Бормана, — Шмидт оторвал и себе банан. — Странно.

— Хороший вопрос для него, — ткнул кожурой в проводника Айземанн. — Может, Бормана и не было здесь никогда? Может, он вообще ушёл на север, а мы пришли покормить комаров, потому что доверчивые дураки. Что скажешь? — подмигнул проводнику Айземанн. — Мы уже по уши в дерьме, так что можешь рассказать нам правду.

— Сальвадор, — неожиданно приторно-ласковым голосом произнёс Шмидт. — Ты же нас не обманываешь? Скажи нам, что у тебя и в мыслях не было ничего подобного? Ты же знаешь, за такие шутки ты сразу не умрёшь. Казнить мы будем тебя жестоко и медленно.

— Я знаю, куда пошёл Пабло, — бесстрастно пожал плечами проводник. — Но каким путём, мне неизвестно. Я веду коротким, и он должен был идти так же.

— А куда он пошёл?

— Сельва большая и труднодоступная, но есть место, куда не забирались даже самые отчаянные. Когда Пабло рассказал об этом месте, ваш Борман захотел именно туда.

— Где же это место?

— Там, где могучая Парана разливается на сотни ручьёв, водопадов, болот и озёр.

— Ладно, ладно, — примирительно отмахнулся Айземанн. — Похоже на завывания твоих шаманов. Нам это ни о чём не говорит. Ты только знай, что, если что, я тебя ему не отдам, — Айземанн, играясь забрызганным соком мачете, указал лезвием на Шмидта. — Я выпотрошу тебя сам.

Айземанн встал, отряхнулся и, вскинув рюкзак на плечо, крикнул:

— Всё, хватит! Проводник, вперёд, остальные в колонну по одному!

— Я команду не давал! — возмутился Шмидт.

— Её дал я.

Раскалённый, неподвижный воздух такой густой, что с трудом проникает в лёгкие. Воздух, который можно пощупать. Теперь солнце поднялось в зенит, и казалось, что они окунулись в горячий туман. Испарения поднимались отовсюду и оседали на лицах грязными потёками. Клим поймал себя на мысли, что отдал бы что угодно за вылитое на голову ведро ледяной воды. Идти и дышать одновременно казалось делом невозможным. Стоило открыть рот, как в него тут же залетала вездесущая мошкара. Но если не открывать, то очень быстро наступало удушье. Сколько осталось позади часов таких мучений — Клим сбился со счёта. Всё, что он видел, — это хлеставшие по спине Германа ветви. С них слетала роса, вспыхивая в падавших сквозь кроны солнечных лучах ярким ореолом. Да ещё со всех сторон доносились стрекотания, треск и шорохи. Испуганные обитатели сельвы разбегались от проламывающегося сквозь заросли локомотивом Айземанна. Он без устали размахивал налево и направо мачете, превращая едва заметную тропу в прорубленный тоннель, и все спутники шли на этот шум. Неожиданно треск стих, и, как по команде, колонна тут же замерла. Не видя и не слыша Айземанна, каждый рисовал картины одну страшнее другой. Шедший в середине Шмидт осторожно прошёл вперёд и облегчённо выдохнул, лишь когда увидел чёрный рюкзак.

— Чего встал? — спросил он в спину Айземанну.

— Тише, — закрыл тот на мгновение глаза, — послушай.

Шмидт прислушался, и ему показалось, что где-то впереди он слышит едва различимый шелест.

— Что это?

— Надеюсь, река.