Ломаный сентаво. Аргентинец

— Лодка на поверхности! — выкрикнул рулевой, и Вайс первым бросился в рубку отвинчивать люк.

Прохладный утренний воздух обрушился вниз свежим водопадом, подорвав весь экипаж к трапу. Выскочив на мостик, Вайс бросился на площадку зенитной пушки, но появившийся следом боцман его остановил:

— Сигард, оставь! Все к орудию!

Несмотря на появившуюся из воды лодку, на судне по-прежнему ничего не происходило. Оно медленно двигалось, пересекая курс, и, казалось, ни прочертившая перед носом белый след торпеда, ни всплывшая рядом подводная лодка не могут поколебать невозмутимость его экипажа.

— Сейчас, сейчас… — приговаривал Вайс, свинчивая со ствола герметичную заглушку. — Сейчас мы вас разбудим. Олаф, доставай контейнер.

Рядом с орудием под палубным настилом прятался специальный контейнер на двадцать восемь снарядов. Ещё двадцать находились в рубке. Остальные в «оружейке» во втором с носа отсеке. Чтобы передавать оттуда снаряды наверх к орудию, экипаж обычно выстраивался в цепочку вдоль всей лодки. Но сейчас, глядя на увеличивающийся на глазах белый борт, боцман Рикен приказывать этого не стал. Он был уверен, что с такого расстояния и в подобных идеальных условиях они положат каждый снаряд точно в цель, и имеющихся под рукой будет достаточно. Да и почти весь экипаж уже находился на верхней палубе, и от желающих помогать Вайсу не было отбоя. Те, кому не осталось места у пушки, метались взад-вперёд, размахивая автоматами и подначивая друг друга радостными выкриками. Тапперт достал первый четырнадцатикилограммовый снаряд и, неуклюже раскачиваясь, вогнал его в ствол.

— Веселье начинается! — поцеловал он перстень.

Затем грохнул выстрел, обдав всех пороховой гарью. Снаряд пошёл выше борта, но всё же нашёл свою цель. Дымовая труба, как подрубленное дерево, медленно осела на палубу, и поваливший дым скрыл рубку и мачты. И лишь только теперь на них отреагировали. Судно судорожно рвануло в сторону, подставляя корму.

— Поздно! — ухмыльнулся Рикен. — Эй, кто там с семафором? Передай им, чтобы стопорили ход и немедленно покинули корабль, иначе перебьём всех как куропаток!

— «Малоя», — подсказал запоздало появившийся на мостике Мюллер. — Это корыто зовётся «Малоя».

Боцман удивлённо оглянулся.

— А я уж и забыл о твоём существовании.

— У них там паника. Всё взывают к какому-то «Ахиллесу».

— Кто это?

— Не знаю, — рыгнул Мюллер, и боцман брезгливо отвернулся.

Рикен и Хартманн навели бинокли на судно. Если раньше расстояние между ними быстро сокращалось, то теперь возникло ощущение, что оно начало увеличиваться. А разорвавшийся на корме второй снаряд лишь придал ему ускорение, и позади забурлили пенистые водовороты.

— Эй, у пушки! — перегнулся через ограждение мостика боцман. — За мной не заржавеет, если сшибёте ему винты! Да шевелите задницами, или вы забыли, как швырять в эту топку поленья?!

— Странно, — заметил штурман, — он поворачивает обратно в море. На его месте я бы прорывался к острову, под защиту пушек гарнизона.

— Тогда ему придётся подставить борт, — возразил Рикен. — А так он пытается сбежать за остров.

Хартманн задумчиво почесал биноклем переносицу и, не удовлетворившись таким ответом, снова повторил:

— Всё равно странно.

Приноровившись, Вайс довёл стрельбу до предела, и грохотавшие залпы едва ли не сливались в единый рёв. В короткие паузы доносился треск автоматов. Самые нетерпеливые уже начинали поливать корабль безрезультатными очередями. Вскоре под палубой судна полыхнула багровая вспышка, и бурун за кормой начал стихать.

— Есть! — радостно потёр ладони Рикен. — Хартманн, они наши!

— Почему не спускают шлюпки?

— Дай им время, сейчас спустят.

Стоявший на нетвёрдых ногах радист толкнул боцмана в спину, и тот тут же ответил ему локтем в живот.

— Пошёл вон, свинья!

— Матерь божья! — охнул Мюллер.

— Скройся с глаз, если не хочешь добавки.

— Что это? — не торопясь уходить и словно отбиваясь от наваждения, Мюллер замахал перед лицом ладонью.

В погоне за судном лодка обошла остров, оставив его справа на траверзе. Увлечённые стрельбой, все глядели только вперёд, и лишь один Мюллер увидел то, чего не замечали другие. В его замутнённом морфием сознании остров вдруг раздвоился. Одна половина, цветущая и зелёная, плавно смещалась за корму, но другая, серая и стремительная, бросилась им наперерез.

— Матерь божья! — повторил Мюллер, вцепившись в плечо штурмана. — Эта глыба плывёт?

Хартманн взглянул в том направлении, куда указывала рука радиста, и почувствовал, как сердце внезапно ухнуло вниз. Из-за острова, вздымая форштевнем белый водяной вал, мчался корабль в ломаном чёрно-сером камуфляже. Его носовая и кормовая пушки, уже развёрнутые в сторону лодки, качали стволами, ловя её в прицел. Расчехляя пулемёты, на палубе метались матросы в белых бескозырках.

— Вернер! — выкрикнул Хартманн, рванув боцмана за руку. — Вернер, оглянись!