Поначалу бульмастифы Элизабет показались мне полной противоположностью тем терьерам. Бульдоги-переростки весом от 45 до 60 килограмм, злые и щекастые, со злобными глазками. Поначалу я их испугалась, однако вблизи мордашки у них оказались очень милыми, и я вспомнила, что при правильном воспитании у бульмастифов лучший в мире характер, лучше даже, чем у терьеров. По отзывам некоторых владельцев, в лице бульмастифа находишь себе самого верного друга и защитника.
Грейс провела меня в дом и дала почитать информацию о питомнике, там как раз упоминалось, что бульмастиф – лучший друг человека. Сине-золотая брошюрка показалась мне смутно знакомой. Возможно, я видела ее у Джоша, когда он жил в Бостоне, но не придала особого значения. С какой стати допрашивать брата, откуда у него листок рекламы? Может, положили на лобовое стекло. Я и представить себе не могла, куда ведет эта брошюрка.
Я отогнала дурные мысли и дочитала до конца. Разведение собак не приносит большого дохода, если заниматься этим непрофессионально, из любви к животным. В лучшем случае владельцы таких питомников едва сводят концы с концами, хотя некоторые бульмастифы стоят около полутора тысяч долларов. Лучшей наградой за работу по воспитанию и уходу за бульмастифами являются сами бульмастифы. Владельцу приятно заниматься такими чудесными животными и пристраивать их в хорошие руки, к тем людям, которые действительно смогут о них позаботиться.
На обороте была фотография Элизабет и краткая биографическая справка, из которой я узнала, что Элизабет – ветеринар и придерживается холистических взглядов в отношении здоровья. Позже я узнала, что ей было девятнадцать, когда она стала заниматься разведением бульмастифов, так как этим увлекался будущий отец Грейс. Потом он ушел, а Элизабет с дочерью остались и жили долго и счастливо. С понедельника по среду Элизабет принимала пациентов и их родителей в Провиденс, а остальное время проводила в питомнике.
В тот день я еще не знала этих подробностей, мне просто очень нравилось на ферме у Элизабет. Я будто попала в другой мир. Здесь все выглядело необыкновенным, почти сказочным. Конечно, я склонна идеализировать то, чего не знаю, и все же это место было более реальным, чем остальной мир.
Кухня напоминала каюту корабля: деревянная обшивка, фотографии. На столике стоял проигрыватель. Кухонька была очень уютной, но запах в ней стоял немного странный, как будто что-то пригорело.
– Извините за запах, – сказала Грейс, словно услышав мои мысли. – Вчера я выполняла задание по химии. Нужно было сделать клей из подручных материалов.
– И как, получилось?
– Да, если клей не должен клеить, то все получилось.
Я улыбнулась. Вышло немного натянуто: Элизабет с Джошем ушли на прогулку, и я не знала, сколько времени мы просидим вдвоем. Не то чтобы я была против компании Грейс, напротив. К тому же Джошу и Элизабет требовалось поговорить без свидетелей, разговор им предстоял нелегкий. Я поняла, что Элизабет знает о предстоящей свадьбе. Знала ли она, что он приедет? Может ли это хоть что-нибудь изменить?
– Давайте приготовим поесть, – предложила Грейс, доставая из холодильника овощи, мясо и хлеб. – Как насчет сэндвичей с индейкой?
Я наелась индейки за завтраком; с другой стороны, делать нам было больше нечего. Все лучше, чем сидеть и молчать. Или расспрашивать девочку о маме. К чему подробности, если неясно главное: у Джоша завтра свадьба, а он все еще здесь.
– Отлично, – согласилась я.
– Хорошо. – Грейс с улыбкой протянула мне хлеб и желтый перец. – Так вы приехали из Нью-Йорка? В смысле, вы ехали без остановок, за один день?
Я открывала упаковку и не успела ответить, как Грейс заговорила снова:
– Просто мы с Джошем как-то ездили в Нью-Йорк и попали в ужасную пробку у Нью-Хейвена: чудовищная авария, столкнулось несколько грузовиков или что-то вроде этого. В итоге мы опоздали на спектакль, ради которого, собственно, и поехали. Съездили в Нью-Йорк за чизбургером.
Я замерла с упаковкой индейки в руках.
– Вы ездили вдвоем? – вырвалось у меня помимо воли, и мне сразу же стало неловко.
Как будто мне требовалось лишнее напоминание, как далеко все зашло между Джошем и Элизабет. Он возил ее дочь на спектакль в Нью-Йорке. Отвез туда и обратно, точнее, вернулся вместе с ней домой. В спальне наверху стоят его крем и зубная щетка.
Грейс достала разделочные доски и огромные ножи.
– А чизбургер был классный, – сказала она с сожалением.
Я попыталась убрать с лица выражение озабоченности, чтобы Грейс не подумала, что я ее осуждаю. Винить нужно было другого человека, но что это могло изменить?
– А давайте не будем больше о них, а то я снова что-нибудь ляпну, а вы изменитесь в лице, и снова станет ясно, что вам тяжело это слышать. Похоже, Джош обо мне ничего не рассказывал. Вот и хорошо, оставим, как есть.
– Договорились, – сказала я. Меньше всего мне хотелось взваливать на нее вину за то, что происходит между Джошем и Элизабет и что я чувствую по этому поводу.