Лондон – лучший город Америки

Левый поворотник не переставал мигать уже несколько минут.

– Доворачивай руль сильнее, а то поворотник никогда не заглохнет, – посоветовала я.

Джош так и сделал, и поворотник угомонился.

– Слушай, нельзя так ездить, давай заглянем в мастерскую к Билли, на выходных он работает до полуночи.

Часы на приборной доске показывали 10:48. Уже полчаса как Джош должен был веселиться на мальчишнике, но в таком настроении ему, наверное, лучше было вовсе не ехать.

– Может, скажешь, что заболел? – предложила я.

– С какой стати?

– Ни с какой. – Я могла сходу привести десяток причин, главная из которых – его сомнения, стоит ли жениться.

– Эмми, не надо раздувать из мухи слона. Я люблю Мерил. У нас все серьезно, и я не испорчу ей праздник.

– Да, но если ты сомневаешься, стоит ли жениться…

Джош выключил зажигание.

– Кто сказал, что я сомневаюсь, стоит ли жениться? Я этого не говорил. Ты за кого меня принимаешь, а?

Это я пропустила мимо ушей.

– Маме ничего не говори, – продолжил он. – У нее и так забот хватает. Завтрашний ужин, гости. Ты меня поняла?

Нет, я ничего не поняла. Я не понимала, как можно говорить о предсвадебных хлопотах после того, что он сказал на салюте.

Джош вышел из машины, и я поспешила за ним.

– Не нужно было тебе рассказывать, – бросил он, не оборачиваясь. – Больше не произноси ее имя.

– Ее – это чье?

Джош недовольно поморщился и уставился в землю. Его ноги по сравнению с моими выглядели просто огромными. Старший брат, это он всегда обо мне заботился. Всегда, даже когда ему не хотелось. Каждый день водил меня на автобусную остановку, оставался со мной, когда взрослых не было дома, учил играть в кикбол[1], обманывать родителей (жалкие уловки, но все же), водить машину. Теперь забота нужна Джошу, это он нуждается во мне. Впервые в жизни.

– Я знаю, ты не заговорил бы об этом, если бы тебе действительно было все равно, – заявила я.

Джош взял меня за руку.

– Давай больше не будем об этом, ладно? Разве ты не хочешь, чтобы мы с Мерил поженились? Разве не это хэппи-энд?

– Джош, чего я хочу, неважно.

Ответа не последовало, и я добавила:

– Я просто пытаюсь понять, что с тобой происходит.

– Знаешь, я сам разберусь, как-нибудь на досуге, а сейчас голова другим занята. – Джош скорчил злобную улыбку и направился к дому.

За три года в Наррагансетте я приезжала к родителям всего дважды и ни разу не задерживалась надолго: не хотела задушевных разговоров на ночь и вопросов, из-за которых придется в очередной раз оправдываться, почему я живу в рыбацком поселке. Меня не слышали. А я не слушала их. Меня уговаривали вернуться в Нью-Йорк, восстановиться в киношколе или поступить в другое место. В общем, вести «нормальную жизнь». Для них это много значило. Бросай свой Род-Айленд и начни нормальную жизнь. А я не собиралась бросать Род-Айленд, по крайней мере, в обозримом будущем. Там я чувствовала себя спокойно. Там от меня ничего не ждали, не требовали.

Мне нравилось, что в Наррагансетте можно было поставить жизнь на паузу, отбросить все ожидания. Так делали многие жены рыбаков. Они считали, что в другом месте им жилось бы лучше, но ничего не предпринимали, как будто жизнь в неудовлетворительной действительности могла их чему-то научить. У Сью № 2 все было бы хорошо в Монтане, у Николь № 4 – в Мичигане, у Терезы № 1 – в Неваде, у Бет № 3 – в Аризоне…

Родителям было трудно привыкнуть, что я навещаю их так редко. Особенно сложно приходилось матери, хотя она звонила мне каждый день, да, каждый день, еще со времен колледжа. Постепенно она примирилась с компромиссным решением: два раза в месяц мы встречались в кафе на полпути между Скарсдейлом и Наррагансеттом, обычно в Хартфорде или Вестпорте. Новый ритуал всех успокоил, так было проще делать вид, что наши дороги еще не разошлись.

И все же я скучала по дому. Пусть мои школьные годы в Скарсдейле и не были самыми приятными, зато я по-настоящему любила наш дом, особенно свою комнату. В ней почти ничего не изменилось с тех пор, как мне исполнилось двенадцать, и детскую переделали в комнату для взрослой барышни. Никаких обоев в цветочек или малинового ковролина – нежно-желтые стены, золотистый тюль, круглые коврики и много-много картинок и фотографий.

На первом этаже перегородок не было, и кухня плавно перетекала в столовую, столовая – в гостиную. Днем там было очень светло. Солнце заглядывало в окна по кругу до самого вечера.

На скамейке у входа кто-то лежал. Джейми Дэниэл Бэррингер. Лучший друг Джоша с тех пор, когда меня еще не было на свете. Длинный, худощавый, с копной светлых волос и вечно юным мальчишеским лицом. Невероятно красивый. С такими обычно страшно заговорить. Только не с Бэррингером. Когда его получше узнаешь, с ним очень легко.

Бэррингер всегда заявлялся к нам запросто. И теперь так же. Даже миска с хлопьями снова при нем. Он ел одни хлопья. Поразительно, как с такими предпочтениями он стал шеф-поваром в очень известном французском ресторане в Калифорнии.

– Как думаешь, он спит? – прошептала я.