Владимир НЕКЛЯЕВ

Лопата

Рассказ

«Литвинка божий?!. Тю, литвинок, ты ж чёртов!»

«Ага, пусть и чёртов, да не твой!»

Из украинского фольклора

Солнце над Яриловой горой всходило веселое — совсем не под настроение Тита. Но что сделаешь с солнцем? С Ярилой? Тут с самим собой не поделаешь ничего, а не то, что с богом…

В последние года Ярило невзлюбил за что-то Нальшу. Вот и в этом году еще в начале лета спалил хлеба. Почему он беду послал, на кого, на что озлобился? Про то даже вайдэлот Тур и верховный жрец, вещун Криве-Кривейта, который приехал в Крево, чтобы принести жертву Яриле, не дознались. Весь июнь стояла такая жара, что, казалось, плавились камни, и семью Тита, к которой вскоре должен был добавиться еще один рот, ждал голод. Да и не только семье Тита, но и всему Креву, всей Нальше, на земле которой и без солнечных пожаров было едва прокормиться, предстояло в этом году голодать.

— Давайте мне лопату, — сказал Тит сыновьям, как только поели. И положил около пустой миски, обтерев хлебом, ложку. Милава скоро родит, да мне и так уже…

Сыновья его, старший Вит, средний Дан, муж Милавы, от которой не сегодня-завтра должен был появиться у Тита внук, и младший Юр доели свое, также вытерли хлебом и положили на стол ложки.

— Сегодня?.. Или завтра?.. спросил Вит по праву старшего. И когда отец, промолчав на первый вопрос, на второй кивнул, Вит поднялся из-за стола. — Завтра так завтра.

За ним поднялись Дан с Юром. Говорить больше не было о чем. Воля отца — это воля отца. Как сказал, так должно быть.

С седой старины велся в Нальшанской земле обычай: когда хозяин, состарившись, ослабевал, не мог ни посеять, ни пожать, ни смолотить, а только съесть, он или переселялся из красного, хозяйского угла в запечье, или, чтобы не быть в семье нахлебником, просил дать ему лопату.

Большинство выбирало запечье. А лопату выбирал тот, кто не хотел доживать жизнь с мышами.

 Обычай требовал, чтобы лопата была или с гумна, где ею хлеб на току веяли, или из дома, где на ней тесто в печь ставили. Чтобы имела отношение к хлебу — и было понятно: все. Сытно или нет, но наелся. Съел человек свое.

 Перед заходом солнца он поднимался с лопатой на Ярилову гору, девять раз обходил вершину, где испокон веков было капище, вставал на колени, молился Яриле, а в тот момент, когда солнце склонялось к горизонту, склонялся вслед за ним, положив голову на жертвенный камень. Лопату, которую он принес на плечах, брал его младший сын и бил сверху. По затылку. Обычай требовал, чтобы делал это обязательно младший, — так замыкался очередной круг жизни. С последними солнечными искрами брызгала кровь, и жизнь заходила, закатывалась за границу земли и неба вместе с солнцем…

 Тит не мог выбрать запечья.

 — Что это с отцом? — спросил Дан братьев, собираясь в свой шалаш в Богушевском лесу, где он драл бересту, заготовлял смолу, деготь, уголь. — Ему же не время, здоровый еще…

 — Сын твой здоровее будет, — кивнул Вит на Милаву, которая грела на солнце у стены сенного сарая свой огромный живот. — Не сегодня-завтра одним ртом станет больше. Значит, одним ртом должно меньше стать.

 «Кто ж знал, что голод…» — хотел сказать Дан, но Юр опередил:

 — Ты что его винишь? Он же не знал, что голод. А если б и знал, так что?..

 На том разговор между братьями закончился. Юр пошел на свою пасеку, а Вит, бросив взгляд на круглые груди над круглым животом Милавы, сказал, облизнувшись:

 — А то. Не надо было эту смолянку к нам тянуть. Из-за нее все беды. И вот увидишь, Дан: они еще не кончились. Если не так, пусть мне ни рыбы в реке, ни зверя в лесу…

 Юр в их семье разводил пчел, бортничал, ведь чем еще, как не пчелами, однорукому заниматься, а Вит охотился да рыбачил. Он сложил высушенные сети, чтобы поставить их в Кревлянке на форель, взглянул еще раз на Милаву и пошел к реке.

 Про то, что было, Вит правду сказал. Но про то, что будет, богам знать, а не Виту.

 Беды начались после наезда на Смоленское княжество, откуда вернулись нальшанцы с богатыми обозами, а Дан еще и с полонянкой. Он не знал, как на самом деле ее зовут, а она не сказала, так Дан сам назвал полонянку Милавой. Известно, настоящее имя ее было другое, христианское, смоляне не держались так за языческую веру и обычаи предков, как нальшанцы, но какая разница, как называется это диво…

 Милава была красивая, как богиня. Богиня красоты. Высокая, гибкая, с васильковыми глазами, белая-белая, с черными, как смола, волосами. Дан сказал, что нашел ее во дворце князя, но что она там делала, кем была, от Милавы было не дознаться.