Лопе де Вега

Лопе, сочетая таким образом деятельность поэта со статусом духовного лица, по сути не представлял собой какого-то исключения для Испании того времени. Такими же «поэтами от духовенства» были и Тирсо де Молина, монах ордена мерседариев, и великий Кальдерон де Ла Барка, который после довольно бурной молодости, когда он даже находился под подозрением в соучастии в преступлении, стал, как и Лопе, священником в возрасте пятидесяти двух лет. И совершенно очевидно, что их драматургия была далеко не только назидательной, проповедующей праведную жизнь ради спасения души. Лопе, примеру коего последовали и другие драматурги, показал в своих пьесах, что в его героях, созданных по образу и подобию живых людей, не всегда можно провести четкую границу между духовным и телесным, между Эросом небесным и Эросом земным. Кстати, одной из особенностей испанской литературы периода золотого века было то, что многие назидательные и благочестивые произведения как бы списывались, правда, с внесением многочисленных изменений, с произведений светских, и такие истории назывались «священными» или «божественными».

Надо помнить, что в Испании священник мог участвовать в публичных увеселениях, не боясь вызвать чье-либо возмущение. Конечно, долгое время существовало представление, что испанский священник того времени должен быть мрачным, строгим и суровым. Надо осознавать, что во все времена довольно большая дистанция отделяет святошу от человека действительно набожного.

Было бы неуместно подозревать Лопе в неискренности его намерения стать священником из-за того, что он упорно продолжал творить для театра. Вполне вероятно, что в том, что у Лопе возникло ощущение, будто служение Церкви — его призвание, в большей мере сказались волнения и страсти, чем ясная воля, а также религиозное воспитание и образование, близкие к народной традиции, а не к трансцендентальной культуре. Выбор Лопе дальнейшего пребывания в лоне Церкви был предопределен тем простым католицизмом, что бытовал в Испании, — веселым и снисходительным к плотским грехам, воспринимавшимся как слабость, а не как преступление. И тот факт, что Лопе, несмотря на то, какой образ жизни он вел прежде, все же смог найти епископа, согласившегося его рукоположить, к тому же не какого-нибудь, а из кафедрального собора одного из крупных городов, из окружения примаса, достаточное тому подтверждение. В то время католицизм в Испании как бы подпитывался мощным «народным соком», способным привнести в религию свою мораль и свое видение мира. Лопе, совершенно очевидно, именно оттуда почерпнул значительную часть своих этических представлений, потому что доверял той среде, в которой жил. Лопе, в каком-то смысле приняв дух окружающей среды и не отрекшись от него и после рукоположения, практически опустил священнический сан, который обычно основывается на высшей этике, до уровня обыденной морали, присущей той среде, с которой он никогда не хотел порывать.

Бескорыстное призвание

Никто не подумал запретить Лопе разрабатывать его театральную жилу, чему не переставали удивляться приверженцы устаревшей стерильной критики, забывая о том, что идеи, на которые они полагались, являлись полной противоположностью тому моральному климату, в котором находился драматург в момент его вступления в ряды священнослужителей, а также были антиподами того «общительного и общедоступного союза» мирского и духовного, который и помог ему сделать свой выбор. Кстати, если мы хотим «ухватить» самую суть духа той эпохи, то следует оставить попытки решительно отделять светское от духовного и пересмотреть критерии, которые в наших глазах отделяют грех от того, что таковым не является. Примерно по тем же причинам не следует делать то, что на протяжении двух столетий делала непреклонная, непримиримая, мелочная критика, а именно — подпитывала идею, что Лопе добивался сана священника с заранее обдуманным намерением не соблюдать налагаемых этим саном обязательств и с единственной целью получать доходы и бенефиции. Итак, выходит, Лопе, жадный до денег, корыстный и расчетливый, стал священником для того, чтобы разбогатеть?

Действительно, в XVII веке статус служителя церкви мог стать «королевской дорогой» для достижения высоких постов в органах управления королевства. Это стало столь явным, что некоторые советники Филиппа IV проявили обеспокоенность по поводу повального увлечения карьерой священнослужителя, что охватило самых лучших, самых блестящих молодых людей. Вообще-то слава Лопе и его величайшие познания, его высокая образованность, несмотря на отсутствие у него дворянского титула, могли позволить ему претендовать на довольно высокое положение в церковной иерархии, но он стал священником, простым священником.