Лопухи и лебеда

У знаменитого “Дома Игумнова” на Большой Якиманке, резиденции посла Франции, Пьер разглядывает экзотический фасад. Набравшись храбрости, он взбегает по ступенькам и нажимает на кнопку звонка.

Откинувшись в кресле за письменным столом, второй секретарь посольства Мартен с некоторым раздражением отчитывает стоящего перед ним Пьера:

– Почему я должен объяснять вам подобные вещи? Это не я, а вы изучаете русскую литературу. Достоевский – это, конечно, шикарно. Но разве он советует оставлять деньги в отеле? Ваши профессора не предупреждали вас, куда вы едете?

– Я думал, что… мне сказали, что это прекрасный отель…

Мартен достает бумажник.

– Сто рублей – этого достаточно, чтобы прожить три дня. К счастью, французское государство содержит своих стажеров щедро. В среду вы получите вашу стипендию и, надеюсь, вернете мне эту сумму. И я бы просил вас не оставлять деньги в номере. Я бы не советовал делать это ни в Париже, ни Лондоне, а уж в Москве…

– Спасибо, месье. Разумеется, я верну вам деньги… Я понял, что надо быть осторожным.

– Боюсь, месье Дюран, это вам только кажется. Вот проживете в Москве месяца три, тогда начнете понимать… Эта страна – не такая, как другие. Иностранных банков нет, деньги из Парижа можно перевести только через посольство, и то – ограниченную сумму. За иностранцами следят, любой выход в город контролируется… Мы работаем в этой стране не первый год, но понять, как здесь живут люди, нам очень сложно. Западные дипломаты живут, как в гетто…

В кабинет заходит сотрудник посольства и кладет на стол перед Мартеном бумаги:

– Я исправил, как вы сказали. На два месяца…

Мартен проглядывает документы и протягивает Пьеру:

– Эта справка – временное удостоверение личности. Паспорт ваш, скорей всего, найдется. Я думаю, вас ограбили не воры…

– Спасибо, месье, я все понял…

– Привыкайте, Дюран. Здесь приходится быть мудрым…

В дымке дождя возникает автобус. Из дверей с руганью и прибаутками вываливается, окутываясь паром, разгоряченная толпа пассажиров. Пьер выдергивает сумку из толкучки, опускает чемодан. Люди раскрывают зонты, разбегаются, трогается автобус. Пьер остался один.

За стеной проливного дождя призрачно проступает высотный фасад университета. Огромная площадь пустынна.

Пьер идет, оглядывая памятник Ломоносову.

В вестибюле сектора “Г” университетского общежития дежурный в милицейской форме проверяет бумаги Пьера, сверяется со списком.

– Так… Дюран – шестой этаж, ключи на этаже у дежурной…

Он пропускает его через турникет. Двери лифта открываются, из кабины высыпает стайка девушек. Они с любопытством оглядывают насквозь промокшего Пьера и проходят, смеясь и громко разговаривая.

В полутемном просторном холле стоят будки телефонов-автоматов, кожаные диваны и кресла, кадки с фикусами и пальмами. Дежурная, немолодая полная тетка, ведет Пьера по коридору. Она останавливается у номера 636 и, услышав голоса, толкает дверь. За дверью – блок из двух комнат и прихожая с душевой и туалетом. В одной из комнат за распахнутой дверью плавают клубы дыма, трое парней примостились за столом с бутылкой и закуской.

– Начинается… Криворучко, обратно шалман развел? А накурили! Окно откройте, охламоны!

Микола Криворучко, широкоплечий, плотный парень, выходит в прихожую. Дежурная отпирает дверь в соседнюю комнату, протягивает ключи Пьеру:

– Ну, вот, все прибрато, белье чистая… Устраивайтеся.

– Андревна, ты шо така злыдня? Земляк с Полтавы приехав на химфак…

– Ты мне пожар устрой! Соседа тебе привела. Француз, между прочим…

Она уходит. Микола с улыбкой протягивает руку Пьеру:

– Первый раз живого француза бачу… Микола.

– Пьер. Очень приятно.

– Давай к нам. Со знакомством по махонькой…

– Я… я сейчас не могу.

– Гляди, опоздаешь…

Пьер заходит в комнату, прикрывает дверь. Из динамика на стене льется бодрая песня. Он распахивает окно, за которым видны корпуса университета, все в зелени, начинающей желтеть. Он окидывает взглядом свое жилище – стол, два стула, металлическая койка, шкаф.

Дверь распахивается. С порога Микола с ухмылкой протягивает налитый стакан, краюху черного хлеба с салом и соленый огурец.

В аудитории негде яблоку упасть – сидят на ступеньках, стоят, преобладают девушки. Пьер что-то записывает в тетрадке, поднимает голову. Внизу на кафедре профессор расхаживает вдоль доски.

– Работа текстолога часто представляется каким-то сухим педантизмом, крохоборством, но, по существу, эта работа далека от крохоборства и сухости – в ней исследователь пытается проникнуть в мастерскую гения, подсмотреть его творческую работу. И, глядя на черновик Пушкина, мы не столько понимаем, сколько смутно чувствуем в нем, как в неподвижной, застывшей лаве, следы бурного творческого извержения. Идя последовательно по следам работы поэта, мы невольно заражаемся его волнением. Это особого рода наслаждение – “следовать за мыслями великого человека”. Поздравляю вас с началом учебного года…

Аудитория зашумела и потянулась к выходу.

В коридоре посреди толкучки Пьер разговаривает с соотечественниками – Луи и Марселем.

– Ни одной хорошенькой!..

– Не знаю, надо мной такая блондиночка сидела!..