Лорена - похитительница сознаний (СИ)

Первым делом Полянский принялся за таксиста, подвозившего Наталью до дома в тот роковой вечер. Пользуясь тем, что в следственном комитете еще не знали об его отстранении от дела по серийному маньяку, Стас немедленно вызвал к себе водителя. Мужчина, за которым водились «грешки» прошлого, явился незамедлительно. Он комкал в руках потрепанную кепку, не смотрел в глаза следователя, но на заданные вопросы отвечал уверенно, с некоторой степенью эмоциональности.

— Да, начальник, подвозил я эту девку, — заявил таксист, едва взглянув на фото Натальи. — Это она, точно… Кабы знал, во что она меня втравит, ни за что б не остановился, — добавил он, глядя себе под ноги.

— Оказывать помощь ближнему похвально, — не преминул заметить Полянский. — Не волнуйтесь, Вас ни в чем не подозревают. Расскажите еще раз все в подробностях. И присядьте, не стойте в дверях.

Мужчина почесал затылок, пару раз крякнул и опустился на стул рядом со следователем. Продолжая вертеть в руках кепку, периодически вымещая на ней свою неуверенность, он поведал следующее:

— От тещи я, значит, возвращался. Смотрю — на дороге девка голосует. Сначала хотел мимо проехать, потом присмотрелся — вроде не пьяная, чистенькая. Подсадил.

— Сколько Вы потребовали за свои услуги? — уточнил Полянский, не сводя взгляда с опрашиваемого.

— Так я это… — замямлил мужчина и с удвоенной ловкостью принялся комкать кепку, — только спросил, сколько ей не жалко… А побрякушку она сама отдала, я того… не настаивал.

— Допустим, что так оно и было, — предложил Стас, — что было дальше?

— Ну, села она, значит, поехали…

— По дороге вы разговаривали?

— Она только адрес назвала, больше ничего… Ах, да — я ей еще в больницу предлагал, но она отказалась…

— Что послужило причиной вашего предложения?

— Так девка-то странная была, дерганная какая-то… Будто не в себе…

— Опишите подробнее ее поведение?

— Ну, на это… того… гримасничала — я в зеркало заднего вида видел, ажно руль из рук не выпустил: будто в нее бесы вселились. То жаловаться примется, то наоборот — утешать себя. Вот те крест, начальник, я прям струхнул — не девка, а оборотень…

Слова таксиста порядком озадачили Полянского: он не первый утверждал, что в Наталью будто бы вселялся бес. Могло ли душевное расстройство стать причиной, побудившей девушку убивать? Логика подсказывала, что да — вполне. Но упрямое сердце продолжало настаивать на своем: Наталью подставили, воспользовавшись ее отклонениями. Насколько успел понять Стас, девушка не была склонна к насилию, более того — оставаясь одна, она подвергалась воздействию собственных страхов, поселившихся в ее душе еще в детстве. Полянский не был тонки психологом и знатоком человеческого разума, но в одно он верил твердо — Наталья защищалась от своих кошмаров, но не пыталась причинить окружающим вред. Это именно ей нужна помощь окружающих — элементарное человеческое тепло, сочувствие и любовь, способная осветить мрак ее души, вытащить девушку из пучины кошмаров.

Полянский отпустил таксиста — он рассказал все, что мог. В каком-то странном оцепенении, граничащем с паникой, Стас отправился домой. Его не покидало ощущение нереальности происходящего, возникающие предположения пугали и сбивали с толку. Наталья — одержима бесами? Или безграничной, всепоглощающей любовью к сестрам, которых никогда не было, также как и преследующих в темноте чудовищ? Неужели Лолита и Рената — это лишь плод фантазии девушки, способ избежать одиночества?

Тарзан, по уже заведенному обычаю, не встретил Стаса у двери. Не помахал хвостом и не бросился на хозяина с радостным лаем. Он был слишком занят — терся мордашкой о цветной лоскут ткани и заунывно ворчал, выражая свою тоску и грусть.

— Тарзан?! — позвал Полянский. — Ты чем занят, что у тебя в зубах? А ну, отдай! Кому говорю, верни, эта вещь мне нужна!

Вырвать из пасти пуделя трусики Ренаты оказалось не так просто — Тарзан никак не хотел расставаться с вещью, от которой изумительно пахло той замечательной девушкой. Если бы песик мог выбирать, то уже давно бы жил у новой хозяйки, к которой испытывал самую искреннюю, по-собачьи преданную симпатию. Но мнения Тарзана никто не спрашивал.

Стас положил отобранный у собаки трофей в целлофан и погрозил мохнатому другу кулаком. Тарзан расстроенно заворчал, лег на пол и прикрыл лапой нос — это означало, что он нисколько не боится угроз хозяина и ничуть не раскаивается, а просто создает видимость послушания.

Подрагивающими от нетерпенья руками Полянский достал листок бумаги с пометками, сделанными рукой Лолиты. Сравнил почерк с образцом, прихваченным из дела Натальи. Разочаровался. Плюхнулся в кресло и устало опустил руки.