Лоренцо Великолепный

– Хорошо, что тебе не пришло в голову заставить меня стоять вот так. Не поздоровилось бы.

– А меня можно?! – возмутилась та, которую через несколько лет прозовут «тигрицей Романьи». – Остальное дорисуешь хоть с себя самого!

– Хорошо, миледи, основное я уже нарисовал, – неожиданно согласился Мелоццо.

Катарина подошла к картону и буквально задохнулась от возмущения: все утро она старалась не шевелиться, у несчастной женщины затекла шея, буквально онемели руки и ноги, болела спина, а Мелоццо все это время рисовал пейзаж на заднем плане?!

– Ты?!. В моем изображении со вчерашнего дня ничего не изменилось!

– Но, миледи, на черновом картоне нет смысла рисовать подробно, – под хохот супруга Катарины пытался оправдаться художник.

– Так какого черта ты заставил меня позировать, пока рисовал деревья на горизонте?! – бушевала красавица.

Риарио продолжал хохотать, довольный гневом супруги. Недаром Галеаццо Сфорца больше других любил именно эту незаконнорожденную дочь. Настоящая дикая кошка.

– Думаю, ты простишь его, дорогая, когда увидишь, как будет выглядеть наш дворец. Мелоццо, покажи миледи рисунки.

Опасливо косясь на все еще кипевшую гневом Катарину, Мелоццо вытащил из большой стопки несколько картонов.

Через столетие и еще позже этот дворец будет перестроен и значительно расширен, но в одной из комнат римского палаццо Альтемпс до сих пор сохранилась фреска, написанная Мелоццо с того самого картона. Она изображает счастливых новобрачных – племянника папы Сикста Джироламо Риарио и внебрачную дочь миланского герцога Галеаццо Сфорца Катарину.

Когда разговор о будущем дворце был закончен, Джироламо пригласил супругу:

– Я еду по делам в Форли и Имолу. Не хочешь со мной?

– Конечно хочу. Терпеть не могу Рим!

Риарио понимал почему – римские матроны не жаловали внебрачную дочь миланского герцога, даже признанную законной, а гордая Катарина Сфорца не желала склонить головы ни перед одной из этих дам. Он притянул жену к себе:

– Тебе и не придется здесь жить, дорогая. У нас будет другая столица герцогства.

Знал, что Катарина не выдаст, но и лишнего не спросит. Пока достаточно этого, их с папой разговор о Флоренции жене ни к чему.

В Форли поехали через Перуджу и Чезену. В Чезене (как кстати!) оказался по делам герцог Урбино. Форли совсем рядом и Монтефельтро можно пригласить к себе, но Риарио предпочел устроить ужин там и после ужина просидел с новоиспеченным герцогом всю ночь, что-то обсуждая и записывая. Катарина вопросов не задавала и беседе своим присутствием не мешала.

После долгого обстоятельного разговора Риарио поинтересовался у кондотьера:

– На кого во Флоренции можно положиться?

Монтефельтро отрицательно помотал головой, столь откровенное предательство не входило в его планы:

– Посоветуйтесь с пизанским архиепископом. Сальвиати знает Флоренцию лучше меня, у него там мать. – И добавил с усмешкой: – Только не рассчитывайте на Пацци. Вы зря с ними связались.

Риарио усмехнулся:

– Они послужат прекрасной ширмой.

– Да, пожалуй.

Джироламо Риарио приступил к первой фазе, о которой говорил Монтефельтро – подготовке заговора. И он вовсе не собирался посвящать в подробности папских банкиров Пацци, пусть действительно остаются ширмой.

Пацци спорили, и не впервые. Уже несколько лет предмет спора был один: что делать с Медичи, вернее, как их убрать.

Самый яростный сторонник простого убийства Франческо Пацци требовал начать уже действовать:

– На нашей стороне Джироламо Риарио! Он готов захватить власть в городе и передать нам.

– Насчет захватить не спорю, а вот передаст вряд ли, – усмехнулся Якопо. За свою жизнь он успел повидать не одну попытку свалить могущественное семейство и опасался стать следующим неудачником. – Как бы не оказаться потом под властью Риарио вместо Медичи. Еще неизвестно что хуже…

Еще один из двоюродных братьев Ренато убеждал, что беспечность и неспособность Лоренцо управлять финансовыми потоками и заниматься коммерцией неумолимо подвигает финансы Медичи к краху.

– Ждать осталось недолго, у них рушится один филиал за другим. Еще немного – и Медичи будут банкротами. А без денег какая власть?

На разумные доводы племянника неожиданно возразил дядя:

– У нас дела немногим лучше. Пока Медичи разорятся, мы успеем все свои средства отдать папским родственникам.

– Сторицей вернем от тех же Медичи.

Но это не довод для Якопо, он лучше племянников понимал, что Риарио, свергнув Медичи руками Пацци, может все плоды победы забрать себе. Старый лис сомневался…

– О чем еще думать, дядя?! – Франческо Пацци самый горячий из племянников Якопо. Он готов действовать прямо сейчас, посреди ночи.

– Лучше подумать до того, как во что-то ввяжешься, чем после.

Якопо сам от себя прятал то воспоминание о встрече с Лоренцо Медичи, когда Великолепный сказал о своем видении. Он, Якопо Пацци, выброшенный как падаль в воду Арно… Глупость, мальчишка сказал это с перепуга, да и сам Якопо ему прекрасно ответил про апокалипсис. Почему же воспоминание не отпускает?

Старый лис даже головой мотнул, словно отгоняя голос Медичи.

Франческо принял это на свой счет, принялся убеждать: