Лошадиный остров

Я знал, что существуют люди, испытывающие особое удовольствие, когда ближний попадает в беду. Они с особым смаком говорят о несчастном преступнике, его грехах, жалеют его бедную жену и детишек, пылая справедливым негодованием и предсказывая его скорый конец. Именно такие люди составляют толпу, собравшуюся поглазеть на несчастный случай. Услыхав о беде, они бегут со всех ног к месту происшествия, чтобы потом можно было взахлеб на каждом углу об этом рассказывать. И я подумал, что полицейские, наверное, так привыкли видеть страдания, что, если ничего страшного долго не случается, им и жизнь не мила.

Как бы там ни было, тощий полицейский отпустил мою ногу в момент самой острой для меня опасности. Ничего себе, хорош блюститель закона!

И вдруг меня осенило! Мне стало так страшно, что я выпустил из рук крышку рундука, за которую держался, и сел на пол кабины среди канатов, старых консервных банок. Вокруг бушевало море, шхуна вставала на дыбы и проваливалась в пропасть, содрогаясь под ударами волн, а я сидел в этой кабине, как слепой, который внезапно прозрел и которому на радостях все равно, какой предмет окажется первым в поле зрения, пусть даже это будет разъяренный бык. Я понял, что наши спутники никакие не полицейские.

Я стал вспоминать все их поведение шаг за шагом. Их действия были подозрительны с самого начала. Но самым подозрительным была их угрюмость. Потом, почему они не зашли в «Комплект парусов» и не поговорили с нашими отцами, которые там в это время были? Разве могут полицейские взять и увезти с собой мальчишек одних, без родителей? И настоящие полицейские никогда не приплыли бы в этой неуклюжей посудине, тем более в виду надвигающегося шторма. Полицейские всегда приходили к нам в спасательном катере с мощным мотором, который может выдержать и не такую бурю. Чем больше я думал обо всем этом, тем яснее мне становилось: с полицейскими они схожи только ростом и мундирами.

А если они не полицейские, то кто же? Им известны наши имена, они упомянули Лошадиный остров. О Лошадином острове знал, кроме нас, только Майк Коффи. А его шхуна покинула утром Инишрон еще до того, как мы отправились на Росмор.

Мне очень хотелось немедленно обсудить мое открытие с Пэтом. И в то же время было ясно: сейчас ничего сделать нельзя, надо только постараться как-нибудь выжить. А это не так-то легко. Ведь если даже этим негодяям не удастся выбросить нас за борт по одному, то шхуна вряд ли сможет долго противостоять буре. Тогда все мы, и грешники, и праведные, пойдем на дно, а рыбам все равно, кем лакомиться.

При этой мысли я поспешно вскочил на ноги. Каковы бы ни были шансы на спасение, здесь, в кабине, я наверняка погибну, если шхуна начнет тонуть. И еще я подумал: а вдруг Пэт, заждавшись меня, тоже решит прыгнуть в кабину? Мнимые полицейские на этот раз могут не дать промашки.

Хлеб с яйцами находились в старом холстяном мешке. Я ухватил его покрепче и поднялся наверх по шаткому трапу кабины. Поднимая крышку, я вдруг почувствовал, как сердце у меня екнуло. Что, если я выгляну, а Пэта на палубе нет только двое ухмыляющихся злодеев, которые облизываются от предстоящего удовольствия, как голодные коты, охотящиеся на мышь? Я понимал: им ничего не стоит схватить меня и вышвырнуть за борт. Мне, конечно, с ними не справиться. И тогда я пропал.

Высунув голову из люка, я с облегчением увидел, что Пэт стоит рядом со здоровяком у руля. Шторм еще усилился, вокруг ходили огромные плоские, серые валы, гладкие и холодные, как сталь. Бока шхуны скрипели и стонали, как будто ее сдавило между огромными скалами и она вот-вот разлетится в щепки. С величайшим трудом она взбиралась на верхушки волн и валилась оттуда в преисподнюю, а мачты под тяжестью парусов раскачивались и гнулись чуть ли не до палубы. Сколько я мог видеть, все еще не был убран ни один самый крошечный парус. Просто чудо, подумал я, что мы еще не потонули.

Ночь быстро надвигалась, и я уже с трудом различал берег. На всем водном пространстве вокруг не было ни одного судна. А если кто с берега и видел нашу безумную пляску, наверное, думал, что всю команду давно смыло и предоставленная стихиям шхуна сию минуту скроется под водой.

Выждав удобный момент, я вылез на крышу кабины и спрыгнул на палубу. Ветер валил с ног, стараясь сорвать меня с палубы, но мне все же удалось добраться до кормы. Пэт изо всех сил что-то кричал на ухо одному из наших стражей. Лицо у него выражало и злость и отчаяние.

— Слушайте, что вам говорят! — долетело до меня. — Немедленно уберите этот парус! Вы потопите эту старую калошу, а вместе с ней на дно пойдем и все мы!

Здоровяк невозмутимо отвечал:

— Мы спешим в Клифден. Шхуна идет прекрасно.

Пэт повернулся ко мне:

— Дэнни, объясни этому болвану, что он едет не на тележке с ослом. Как ты думаешь, чем все это кончится?

— Шхуна продержится не больше четверти часа, — ответил я. — Хуже этой развалины я ничего в жизни не видел! А в такой шторм и крепкому судну несдобровать.