Лощина

Дней через десять Герда с гордостью показала ему маленькую гипсовую статуэтку. Это была хорошенькая вещица, великолепно, с мастерством выполненная, как все, что делала Генриетта. Она идеализировала Герду, но Герде статуэтка явно понравилась.

– По-моему, Джон, это очаровательно!

– И это работа Генриетты?! Но ведь это ничто… абсолютное ничтожество. Не понимаю, как ей пришло в голову сделать такое!

– Конечно, это не похоже на абстрактные работы Генриетты, но, по-моему, очень хорошо, Джон, в самом деле хорошо!

Он ничего больше не сказал. В конце концов, зачем портить Герде все удовольствие. Но при первом удобном случае он буквально набросился на Генриетту:

– Зачем ты сделала эту глупую статуэтку? Она недостойна тебя! Ты обычно делаешь стоящие вещи.

– Не думаю, что это плохо, – медленно сказала Генриетта. – Мне кажется, Герда была довольна.

– Герда в восторге. Еще бы! Она не в состоянии отличить настоящего произведения искусства от раскрашенной фотографии.

– Это не дешевка, Джон. Просто портретная статуэтка, безобидная и без всяких претензий.

– Обычно ты не тратишь времени на творения такого рода…

Вдруг он запнулся от удивления, увидев деревянную фигуру высотой около пяти футов.

– Хэлло, что это?

– Для международной группы. Грушевое дерево. «Поклонение».

Генриетта наблюдала за ним. Джон пристально вглядывался в статую. Вдруг шея его налилась кровью, и он с яростью накинулся на Генриетту:

– Так вот для чего тебе понадобилась Герда! Да как ты смеешь?!

– Мне было интересно, заметишь ли ты…

– Замечу? Конечно! Вот здесь. – Он положил пальцы на широкие тяжелые мышцы шеи.

Генриетта кивнула.

– Да, это как раз то, что я хотела: шея и плечи… И этот глубокий, тяжелый наклон вперед – покорность, подчинение… Замечательно!

– Замечательно?! Послушай, Генриетта, я этого не допущу! Оставь Герду в покое!

– Герда никогда не узнает себя в этой фигуре. Да и никто другой не узнает. И вообще, это совсем не Герда. Не какой-то определенный человек. Это никто.

– Но ведь я же узнал!

– Джон, ты – совсем другое дело! Ты… ты чувствуешь суть вещей!

– Нет, это уж чересчур. Я не могу позволить, Генриетта! И не позволю! Неужели ты не понимаешь, что это непростительно!

– Ты так думаешь?

– Разве ты сама не видишь? Не чувствуешь? Где же твоя обычная чуткость?

– Ты не понимаешь, Джон, – проговорила она. – Боюсь, я никогда не смогу заставить тебя понять. Ты не понимаешь, что значит хотеть чего-то… видеть изо дня в день эту линию шеи, мускулы, наклон головы, тяжелую челюсть… Я смотрела, мне так хотелось… каждый раз, когда видела Герду. В конце концов, я просто должна была сделать.

– Бессовестно!

– Да, пожалуй, так! Но это потребность, от нее не уйти!

– Значит, ты ни в грош не ставишь чувства других. Тебе безразлична Герда…

– Не говори глупостей, Джон. Я сделала статуэтку, чтобы доставить ей удовольствие. Мне хотелось ее порадовать. Я не бесчувственная.

– Именно бесчувственная!

– Ты в самом деле думаешь… Только честно! Ты думаешь, Герда узнает себя?

Джон неохотно посмотрел на скульптуру. Теперь чувства обиды и негодования отступили, подчиняясь любопытству. Странная, смиренная фигура женщины, предлагающей свое поклонение невидимому божеству. Поднятое вверх лицо. Невидящее, немое, преданное… Пугающе сильное, фанатичное чувство!

– Это вселяет ужас…

Она вздрогнула.

– Да, я тоже так думаю.

– На что она смотрит? Кто это… там, перед ней?

Генриетта заколебалась.

– Я не знаю, – сказала она. Что-то странное было в ее голосе. – Но мне кажется… она смотрит на тебя, Джон.

Глава 5

Между тем в столовой Тэренс высказал еще одну научную истину:

– Соли свинца лучше растворяются в холодной воде, чем в горячей.

Он выжидательно, хоть и без особой надежды взглянул на мать. Родители, по мнению Тэренса, – это сплошное разочарование.

– Мама, ты это знаешь?

– Я ничего не понимаю в химии, дорогой.

– Обо всем можно прочитать в книгах.

Это была простая констатация факта, но в ней определенно слышалась грусть.

Герда ничего не заметила. Она была в ловушке собственных тревог и забот, бесконечного кружения мыслей. Уже с утра, проснувшись, она почувствовала себя несчастной, как только поняла, что выходные у Энкейтллов, которых она ждала с таким страхом, все-таки наступили. Визит в «Лощину» всегда был для нее кошмаром. Там она неизменно чувствовала себя одинокой и совершенно сбитой с толку. Больше всего Герда боялась Люси Энкейтлл с ее странной манерой никогда не кончать фразы, стремительностью и непоследовательностью, с ее очевидным старанием быть милой и доброй. Но и остальные были не лучше. Два дня в «Лощине» были для Герды сплошным мучением, которое она терпела только ради Джона.

Этим утром Джон, потянувшись, сказал с видимым удовольствием: «Подумай только, проведем два дня за городом! Для тебя, Герда, это очень полезно. Как раз то, что нужно».