Лощина

– Это старуха, – в голосе Генриетты слышались и слезы и смех, – безобразная, грязная, морщинистая и неукротимая! Джон в ней души не чаял. Его пациентка из больницы Святого Христофора. У нее болезнь Риджуэя, очень редкая и неизлечимая болезнь… против нее нет никаких средств. Джон тем не менее пытался найти способ лечения. Я не могу объяснить научно; все было очень сложно… какая-то проблема гормонной секреции. Джон проводил эксперименты, и миссис Крэбтри была его самой ценной больной. У нее большая сила воли и мужество. Она хочет жить. И она любила Джона! Джон и она были заодно, они сражались вместе. Болезнь Риджуэя и миссис Крэбтри месяцами занимали Джона… день и ночь, и ничто другое не имело значения. Вот что значило для Джона быть доктором… не кабинет на Харли-стрит и богатые толстые пациентки. Все это было побочным. Главным были напряженная научная работа – и результат. Я… О! Мне так хочется, чтоб вы поняли!

Ее руки взлетели в необычном отчаянном жесте, и Эркюль Пуаро невольно подумал, как эти руки красивы и выразительны.

– Вы, по-видимому, понимали Джона Кристоу очень хорошо, – заметил он.

– О да! Я понимала. Джон обычно, как приходил, сразу начинал говорить. Не совсем со мной… скорее, мне думается, он просто рассуждал вслух. Таким образом многое становилось для него яснее. Иногда он был почти в отчаянии… например, не знал, как преодолеть возрастающую интоксикацию… И тогда у него появилась идея варьировать лекарства. Я не могу объяснить, что это было… Больше всего это было похоже на сражение! Вы даже представить себе не можете – это неистовство, эта отрешенность от всего и вся, эти мучительные поиски. А порой – полнейшее изнеможение…

Генриетта замолчала, глаза ее потемнели; она вспоминала.

– Наверное, вы сами обладаете определенными знаниями в этой области? – с любопытством спросил Пуаро.

– Нет. Лишь настолько, чтоб понимать, о чем говорил Джон. Я достала кое-какие книги.

Она снова умолкла, лицо стало мягче, губы полуоткрылись. «Ее снова увлекли воспоминания», – подумал Пуаро. Наконец, вздохнув, она заставила себя вернуться к настоящему и грустно посмотрела на Пуаро.

– Если бы я могла сделать так, чтобы вы представили…

– Вы этого достигли, мадемуазель.

– В самом деле?

– Да, истину узнаешь, когда ее слышишь!

– Благодарю вас, но инспектору Грэйнджу объяснить это будет непросто.

– Пожалуй, вы правы. Он будет акцентировать внимание на аспекте личных отношений.

– А это как раз совсем не важно, – с жаром сказала Генриетта. – Совершенно не важно.

Пуаро удивленно поднял брови, и Генриетта ответила на его невысказанный протест:

– Уверяю вас! Видите ли… я стала со временем как бы преградой между Джоном и тем, чему он отдавал всего себя. Он все больше ко мне привязывался, из-за меня не мог не отвлекаться от главного. Испугался, что полюбит меня… а он не хотел никого любить. Джон был физически близок со мной, потому что не хотел слишком много обо мне думать. Он хотел, чтобы наша связь походила на прочие его мимолетные увлечения.

– А вы… – Пуаро пристально наблюдал за ней, – а вас удовлетворяло… такое положение вещей?

Генриетта встала.

– Нет, конечно же, нет. В конце концов, я живой человек…

– В таком случае, мадемуазель, почему вы мирились?.. – спросил Пуаро, помолчав.

– Почему? – резко перебила его Генриетта. – Потому что хотела, чтобы Джон был доволен, чтоб было так, как он хотел, чтоб он мог продолжать заниматься тем, что ценил больше всего, – своей работой! Если он не хотел новых сердечных переживаний… не хотел снова чувствовать себя уязвимым… Ну что ж… я приняла это…

Пуаро потер нос.

– Только что, мисс Сэвернейк, вы упомянули Веронику Крэй. Она тоже была другом Джона Кристоу?

– До ее визита в «Лощину» в прошлую субботу он не видел ее пятнадцать лет.

– Он знал ее пятнадцать лет тому назад?

– Они были помолвлены. – Генриетта вернулась к дивану и села. – Я вижу, что должна все объяснить. Джон безумно любил Веронику, а она всегда была, да и сейчас осталась, настоящей стервой. Это величайшая эгоистка. Вероника поставила условие, чтобы Джон бросил все, что было ему дорого, и стал послушным муженьком мисс Вероники Крэй. Джон разорвал помолвку… и правильно сделал, но мучился дьявольски. И у него появилась идея: взять в жены кого-нибудь, кто был бы как можно меньше похож на Веронику. Он женился на Герде, грубо говоря, редкостной дуре. Все это было очень мило и удобно, однако произошло то, что должно было произойти, – настал день, когда эта женитьба стала его раздражать. У него появились разные интрижки… ничего серьезного. Герда, разумеется, ничего об этом не знала. Но я думаю, все эти пятнадцать лет с Джоном было что-то неладно, что-то связанное с Вероникой. Он так и не смог забыть ее. И вот в прошлую субботу он опять с ней встретился.

После долгой паузы Пуаро задумчиво произнес:

– В ту ночь он пошел ее провожать и вернулся в «Лощину» в три часа утра.

– Как вы узнали?

– У горничной болели зубы.

– В «Лощине» слишком много прислуги, – неожиданно заметила Генриетта.

– Но вы, мадемуазель, сами знали об этом.

– Да.

– Откуда?