Лоскутик и Облако

Его высоченный колпак сам собой немного приподнялся – это волосы на голове главного повара встали дыбом.

Ни слова не сказав, он выбежал из кухни.

Глава 25

Что помешало Облаку рассказать до конца свой сон

Облако сидело на кровати и громко чихало.

Оно было похоже не поймёшь на кого. Голова Лоскутика с косичками в разные стороны, длинные руки Слыша, на животе часовая и минутная стрелки. Из-под одеяла торчал рыбий хвост с чешуёй – это было всё, что осталось от русалки.

– Апчхи! – вовсю чихало Облако, и в нём дребезжал гром, как чайная ложка в треснутом стакане.

– Будь здорово! – хором говорили Сажа и Вермильон.

Жаба Розитта сидела в суповой миске, куда была налита вода, и с блаженным видом таращила выпуклые глаза.

Лоскутик – от радости рот до ушей – поила Облако чаем с малиновым вареньем.

– Пей, пей, пока не остыло, – уговаривала она Облако.

В комнату, рыча, влетела Барбацуца.

Выбила чашку с чаем из рук Лоскутика, сорвала с постели одеяло и бросилась на Облако.

Она попробовала ухватить Облако за руку, потом за хвост, но, как ты прекрасно понимаешь, это было совершенно невозможно.

– Ой, щекотно!.. – извивалось и хихикало Облако.

– Как?! – вопила Барбацуца. – Ведь его и нет вовсе! Из-за этого пустого места столько суматохи?!

– Апчхи! – чуть не разорвалось на части Облако.

– Чихает… – изумилась Барбацуца и тяжело плюхнулась на стул. – Ох и устала же я…

– Главное, я теперь знаю… апчхи… – возбуждённо говорило Облако, – источник под королевским троном в главном зале. Надо его… ап-чхи! Я хочу сказать, надо его выпустить на волю. Тогда река наполнится… апчхи!.. водой. Трава разбежится по всему королевству. Деревья опять научатся зеленеть. Цветы вспомнят… апчхи!.. как надо цвести!

– Но согласится ли король? – робко спросила Лоскутик.

– С тех пор как Облако помогло мне раздобыть пять кошельков золота, я снова начал писать портреты, – задумчиво сказал Вермильон. – Но теперь богачи не заглядывают ко мне. Я стал рисовать простых людей. Вы знаете, это гораздо интереснее. Сквозь одно лицо у них не просвечивает другое. В них всё настоящее: отвага и честность. Я написал портрет Великого Часовщика. Каждая его морщина говорит о мудрости. Я познакомился с оружейниками. Я писал кузнецов, освещённых блеском раскалённых углей. Все они смелые люди. Они не будут просить у короля милости. Они будут требовать.

Барбацуца прыгнула вперёд и вцепилась в плечи Вермильона.

– Пусть мои друзья простые повара и пекари, – закричала она, – но они кочергой и поварёшкой до полусмерти исколотят твоих дурацких оружейников!

– Дорогая Барбацуца, – улыбнулся художник, – нет никакой нужды вашим друзьям нападать на моих друзей.

– Это я сказала, чтобы ты не очень-то задирал нос, – проворчала Барбацуца.

– Мы все должны объединиться, и тогда королю придётся уступить, – сказал Вермильон.

В это время Облако раскашлялось с такой силой, что голова и руки у него оторвались и, некоторое время кашляя и чихая, плавали под потолком, пока наконец не смогли соединиться снова.

– Чего смотришь? – набросилась Барбацуца на Лоскутика. – Укутать его надо потеплее. Горло завязать. Горчичники ему надо поставить, вот что!

– Горчичники? – заинтересовалось Облако. – Клянусь громом, я буду первым Облаком, которому поставили горчичники! Пожалуй, я не прочь…

– Сначала надо смерить ему температуру. Градусник! Где градусник? – закричала Барбацуца.

Градусник отыскался почему-то в корзине с бельём.

Барбацуца занесла его над Облаком, как кинжал.

– Сейчас же поставь градусник! Да где у этого дрянного Облака подмышка? Отвечай, где у тебя подмышка?

В конце концов градусник положили на постель. Облако прилегло сверху, но в тот же миг градусник разлетелся на тысячу мельчайших осколков.

– Ой! У него сто градусов! – испугалась Лоскутик.

Барбацуца засуетилась:

– Врача ему, лекаря! А какого? Почём я знаю, кто облака лечит? Может, ветеринара позвать?

– Не беспокойтесь… – томно простонало Облако, которому на самом деле очень нравилась вся эта суматоха. – Ну задело я градусник молнией, и всё…

– Ах ты, притворяла! – обрушилась на него Барбацуца. – Никакой сырости у этой совести! Ох, мозги врозь!

Никакой совести у этой сырости. И эта лягушка небось не кормлена. – Барбацуца ткнула пальцем в жабу Розитту, сидевшую в суповой миске. – Тьфу! Эй, вы! Все до одного! Живо марш за мухами!

Вермильон и Сажа наловили по окнам мух.

Жаба Розитта деликатно съела пять мух и одного комара.

– Ква… Кхи… Кхи… Ква… Ква… Пхи… Пши… – вежливо прохрипела жаба Розитта.

– Чего это она? – строго спросила Барбацуца. – Ничего не поняла, ни словечка.

– Она говорит, – объяснила Лоскутик, – что в старости надо думать о возвышенном, а не о мухах.

– Тьфу ты, лягушка, а туда же… – сказала Барбацуца и с уважением посмотрела на жабу Розитту. – Спроси у неё, может, она кофейку хочет?

– Вряд ли, – покачала головой Лоскутик.