Лоулань и другие новеллы

На рассвете дня, назначенного для начала переселения на юг, все жители Лоуланя собрались на площади перед главными воротами города. Несколько тысяч лошадей и верблюдов были навьючены тяжелыми узлами с поклажей. Когда первые лучи солнца, поднимавшегося из-за берега Лобнора, окрасили гладь озера в ржаво-красный цвет, люди закончили возносить свою последнюю молитву Речному Дракону, и голова каравана наконец двинулась вперед.

Вереница людей, лошадей и верблюдов оставила за собой город и длинной цепочкой потянулась на север. Каравану предстояло сначала обойти болотистую местность, и только потом, следуя извивам высохших рек, повернуть к югу. Передовая часть отряда уже шла по песку пустыни, когда последние в колонне все еще были у городских ворот…

Не прошло и часа после того, как замыкавшие караван люди покинули город, как три всадника, отделившись от процессии, вернулись в оставленный ими утром Лоулань.

Один мужчина подъехал к дому, в котором недавно жил, спешился, вошел в дом, забрал с полки кладовой забытый им топорик, заткнул его себе за пояс, сел на коня и ускакал прочь.

Второй всадник проскакал через весь город, выехал из него через ворота на противоположной стороне крепости и гнал коня до тех пор, пока не въехал в густой лес, укрывавший берега озера. Здесь он сдвинул каменную крышку с ямы, в которой хранились его сокровища, и поставил в нее красивый маленький кувшин, привезенный из западных краев. После этого он снова закрыл яму каменной плитой, присыпал ее землей, завалил старыми деревьями, забросал опавшими листьями — словом, замаскировал яму так, чтобы никто и никогда ее не заметил, а потом вскочил на коня и вернулся к каравану…

Третий из вернувшихся в город ничего особенного не делал. Он просто объехал на коне все улицы и переулки, вплоть до самых глухих и узких, выехал через те же самые ворота, через которые въехал в город, еще раз оглянулся на его крепостные стены, а потом пришпорил коня и вихрем помчался вслед оставленному им каравану…

Через два дня Лоулань полностью обезлюдел. Казалось, за эти дни город разом постарел на несколько десятилетий. Из-за порывов ветра, но вряд ли только из-за них, быстро осыпались его глинобитные стены, и мелкий, словно пепел, песок покрывал одну улицу за другой. Так или иначе, Лоулань стал быстро терять свои краски и уже больше походил не на город, а на руины города… На третий день вечером, когда ветер наконец стих, в город вошел отряд ханьских всадников из нескольких сот человек. Они пересекли пустыню и прибыли в крепость, чтобы стать здесь на постой. Безлюдный город снова наполнился голосами людей и конским ржанием. А по мутно-желтой воде озера Лобнор в этот день забегала мелкая рябь…

3

В течение почти восьми десятилетий, прошедших с того дня, как в 77 г. до н. э. жители Лоуланя перебрались в Шаньшань, и до 8 г. н. э., когда в Хань началась смута Ван Мана,[19]

на просторах Западного края империя Хань чаще всего превалировала над Сюнну. Хань посылала в царства Западного края своих наместников, размещала в разных местах свои военные поселения — словом, в целом постепенно поставила здешние государства под свой полный контроль. Правда, за это время между Хань и Сюнну состоялись крупномасштабные сражения за царства Усунь и Чеши, но Хань все-таки постепенно удалось вытеснить кочевников из Западного края.

Перебравшиеся в Шаньшань жители Лоуланя построили новый город и начали возделывать целинные земли по берегам пресноводного озера, которое ничем не напоминало их родной Лобнор. Па новом месте сюнну ни разу на них не напали, и в этом смысле освобождение от гнета кочевников и переезд в Шаньшань стали для жителей Лоуланя подлинным благом.

Прошло десять лет после того, как жители Лоуланя оставили родные места. В третий год под девизом царствования Ди-цзе (67 г. до н. э.), уже при императоре Сюань-ди,[20] из Шаньшаня вышел караван из сотни людей и такого же числа верблюдов. Караван направлялся в Лоулань. Люди шли забирать сокровища, спрятанные когда-то их соплеменниками в городе и его окрестностях.

Более двух третей из этой сотни составляли люди старше тридцати лет, которые после переезда в Шаньшань ни на день не забывали о Лоулане и озере Лобнор. Остальные же либо родились уже после переезда в Шаньшань, либо перебрались сюда совсем еще несмышлеными детьми. С рождения и доныне эти юноши ежедневно возносили слова молитв Речному Дракону, и не проходило дня, чтобы уста их не произносили, а уши не слышали названий «Лоулань» и «Лобнор». Но что это на самом деле были за места — этого они, конечно, совершенно не представляли… Как может вода быть соленой? Как может быть соленым песок? Нет, это и вообразить себе невозможно! Единственное, что они знали — так это то, что когда-нибудь вернутся в свои родные места и будут жить в самом прекрасном городе на свете. Они твердо в это верили, ибо разве могла быть иной судьба их народа, предопределенная их божеством?