LOVEстория

Как нам хватило ума и терпения пережить эту детскую мужскую болезнь, сама не знаю. Что-то нас удержало на грани, а скорее всего, у «медовых уст» не было терпения ждать под часами времени поношенного кавалера. Девушке хотелось всего сразу (нормально!) – и постельку, и венец, частями ей не годилось. На самом пике этой истории я совершила глупость: ляпнула про Володю. Дескать, и он, и я на семьи не посягали. Было полное ощущение говорения правды. Три дня я верила себе, как бы я была Сталиным. «Мы так вам верили, товарищ Сталин…» Меня спасло это сравнение, филологический корень семьи вовремя пустил росток, и цитаточка пелену с глаз и смахнула. Семья, разбомбив, как оккупант, собственный дом, сама и занялась его восстановлением. На процессе подноса кирпичей и раствора склеились. Была даже радость второго захода, второго обретения. Уже через год почти забылась девочка, хотевшая все и сразу. У нее было нелепое имя – Капа.

Мая и Володя продолжали жить в Челябинске. Маниониха умерла. Последние годы она жила у них. Вава родила двойню, выпихнула робкого десятка мужа и завела нового, палец в рот не клади, тренера по теннису. Тогда еще теннис не был игрой политически модной, в голове такого не держали, но кто что знает? Может, тяжелое белое Вавино тело улавливало пульсации будущего?

В Москву приехал учиться Саид. Он стал таким писаным красавцем, что к нему приставали на улице как женщины и девчонки, так и мужчины, и режиссеры фильмов. Странно, но он был хорошим, скромным мальчиком и оглушительности своей красоты стеснялся.

Мая приезжала в Москву часто, всегда звонила, иногда приходила в гости. Каждый раз я жадно ее разглядывала. Вот она снимает пальто, блузка смялась, сдвинулась, Мая ладонью заталкивает ее в юбку, выпрямляет. Она полнеет, моя подруга, животик тяготит тело, Мая достает из рукава большой и легкий пуховый платок и бросает на плечи. Платок скрывает помятости блузки, и животик ныряет в концы платка. Мая не пользуется косметикой, какая есть – такая есть, поэтому она не кажется моложе, но и старше не кажется тоже. Я знаю, потом она выиграет. Нам, пленницам мазей и красок, помочь будет все трудней, мы попадем в глухую зависимость от румян и помады, от частого щелканья косметичкой у некоторых из нас, особо впечатлительных и эмоциональных, начнется пальцевый тремор, отчего брови могут в рисунке оказаться несимметричными, а губы выйти за пределы… Всего этого конфуза у Маи не будет. И я опять и снова преисполняюсь нежностью к ее какой-то подкожной предусмотрительности. Я думаю: какая умница. Но это не имеет никакой пользы для меня самой. Мне как бы и не впрок. Возможно, встречайся мы чаще, я бы в конце смогла сформулировать, что за странное чувство-понятие я к ней испытываю всю жизнь, а может, оно кануло бы при каждодневном употреблении. С тонкими чувствами это сплошь и рядом.

А так… Раз в год-два меня окатывает нежность к подруге и я думаю: туда, куда мы вернемся, когда окончательно износим кожу и кости, мы ведь вернемся без пола. И моя любовь-нежность к Мае не потребует объяснений. Я путаюсь в мыслях, обнимая ее огрузневшие плечи, вдыхая запах ее волос, какой-то странно-горячегорький.

А тут она позвонила и сказала, что они вернулись в Москву совсем.

– Тесновато, – пожаловалась Мая. – Мы с Володей – люди избалованные. Последние годы каждый имел спальню. А сейчас всюду живут близнецы, нам досталась мамина комнатка, – помнишь ее? Угловушка… Володя нервничает… И Вавиного мужа он так до сих пор и не воспринимает. Он не прав, абсолютно… У них такая с Вавкой страсть…

Я пытаюсь представить Ваву в страсти. Полную, рыхлую, тяжелую…

Как-то неуверенно договариваемся с Маей, что надо бы встретиться домами. Отметить возвращение.

– Обязательно! – говорит Мая.

– Да! Да! – говорю я.

Треп. Не больше. Стихийно, случайно, экспромтом – еще может быть. Но чтоб перетирать бокалы и чистить подносы, то нет. Как говорила моя покойная бабушка в подобных ситуациях: «Цего не буде…»

Я не хочу и не буду видеть Володю.

Все эти чувства я износила. Я была на верху блаженства, но ведь и на краю бездны стояла тоже. Досыть, что значит хватит. Но у меня именно «досыть». До сытости. До тошноты от всех этих странностей любви.

И еще. Я боюсь…

***

Но вошь… Вошь-таки заползла в голову.