I

Этого не могло случиться…

Не могло произойти никогда! Бред, страшный сон, затмение…

Закон – гвоздём вбит по самую шляпку, жестко и недвижимо – в тайге нельзя брать чужое. Смотреть на чужое нельзя! Он знал это… Знал не понаслышке – не новичок…

Лопухнулся… Отчего?

Не вернуть…

Солнце светило, речка журчала, трепетала листва, и она улыбалась…

Этого не могло случиться…

Лежал, укрывшись под стволом поваленной сосны, обломки сучьев упирались в спину. Перед глазами в надвигающихся сумерках паутина сухих веток, заросли мокрой тёмно-зеленой травы да размытая стена леса впереди.

Сквозь наплывающие волны жаркого озноба отрешенно видел, чувствовал себя со стороны: коротко стриженый, сорокалетний, заросший щетиной мужик, в расстегнутом ватнике поверх «энцефалитки», в болотниках, раскатанных до верху, неудобно, одним боком, выставив плечо наружу, забился под поваленную сосну, лежит, уткнувшись головой в примятую траву. Одежда промокла, в волосах иголки, белёсые клочки свалявшейся паутины. Не шевелится, тяжело дышит, плечи ходят ходуном. Комары мелькают в воздухе, черными точками на шее, лице, руках. Тишина до звона, пронизанная писком комара. А вокруг, яростно прущая наружу, взламывающая пространство зелень – тайга, заполнившая собой всё вокруг.

Несмотря на обморочную усталость, пульсирующую боль в простреленном плече, – а так хотелось её облегчить хоть стоном, – всё же пытался как мог оценить, просчитать сложившуюся ситуацию и, по всему выходило, шансов выжить у него нет.

«Вот если бы ружьё…»

Но ружье осталось там, на берегу… Он даже помнил, как выронил его, падая на землю. Нет бы подхватить, подтянуть за ремень к себе, когда падал… Вместо этого, не соображая, сразу же откатился в сторону, за пенёк.

«Вот если бы ружье, тогда может и был бы шанс… Хотя, вряд ли…»

Сдавленно застонав, попробовал поменять положение – обломанный сук упирался в спину, мешал. Боль мгновенно пронзила плечо, он замер, уткнулся головой в землю, зарывшись в сырую траву, стараясь умилостивить боль, охладить налитое жаром лицо.

«Всё-таки навылет или нет? Похоже, навылет… Вон, сзади, в ватнике какая дыра… Жакан. Дробью так не разворотило бы… Хорошо, что кровь остановилась. Промыть… Воды бы чистой, холодной…»

Пока бежал, только раз напился из какой-то лужи, случайно встретившейся по пути. Во рту кисло-горький привкус желчи – от жара, от боли, от бега рвало мучительно и долго, и сейчас приходилось постоянно бороться с подступавшей тошнотой.

«Хорошо бы понять, где эти уроды? Ничего не слышно… Даже птиц не слышно. Должны быть где-то рядом… Темнеет. Там, впереди, за деревьями болото. На ночь глядя они туда не сунутся, значит, заночуют, костёр запалят. Ну а я, как стемнеет, попробую… Всё равно деваться некуда. Пока ещё силы есть…

Почему они сразу стали стрелять? Зачем? Почему не окликнули? А впрочем, к чему сейчас эти вопросы? Разве поймешь, что они думали в тот момент. Запаниковали… Скорее всего приняли нас за рыбнадзор, пришлый, заезжий, свой-то они в лицо знают… Одежда больно похожа: те же штормовки, «энцефалитки», ватники… А может, ещё что им привиделось… Запаникуешь тут, когда срок светит…»

Сейчас он ясно сознавал, что живым они его не отпустят, будут добивать.

«Не могут они допустить, чтобы у него был хоть малейший шанс добраться до людей, огласка им не нужна. Поняли, что туристы… Начнётся следствие… Найдут! Притаёжные поселения слухами полнятся: кто куда пошел, кто кого видел… А так, пропали туристы и пропали. Сами с дуру в тайгу полезли, да еще по реке. Утонули, медведь задрал, заблудились. Тела закопают – никто никогда не найдёт. Тайга большая – всё спишет.

Одному, без еды, без ружья, с простреленным плечом – тоже не выжить, но не идти же самому сдаваться. Это совсем глупо.

Уходить от них надо этой ночью, по болоту – единственный шанс – утону так утону… Надо побороться…»

Подогнул под себя ногу. Левой здоровой рукой, провел по лицу, шее, сгоняя комаров. Руки черные, в коросте запёкшейся крови.

Усталость брала своё. Он, время от времени, куда-то проваливался, и, когда боль отступала, ярким калейдоскопом начинали кружиться, разворачиваться события последних часов – вся глупость, несуразность, весь ужас произошедшего…

***

Утро разливалось над рекой свежестью и солнцем. Журчала, бежала вода – темная гибкая лента реки с проблесками серебра по поверхности. Обступившая тайга дышала мощно, ровно. Деревья, по низкому берегу, нависали, заваливались в воду. Мелко трепетала листва. Легкий ветерок гнал комара. Утренне, солнечно, радостно.