Ловец на хлебном поле

Я чуть не сдох. После «Ракеток» на сцену вылез типус в смокинге и давай на роликах кататься под целой кучей таких маленьких столиков, а по ходу анекдоты травил. Катался он очень неслабо и всяко-разно, только не сильно в жилу было, потому что я все прикидывался, как он репети

рует, что катается на роликах по сцене. Дурогонство какое-то. Наверно, мне просто было не в струю. А за ним началась эта фигня, которую каждое Рождество в Радио-Сити устраивают. Из лож и отовсюду полезли все эти ангелы – парни такие с крестами и прочей херней, просто повсюду, и целая куча их –

тыщи

, не меньше – давай себе «Придите, верные!»[34] голосить, как чеканутые. Куда деваться. Должно было выглядеть духовно, как хер знает что, я знаю, и красиво так и всяко-разно, но ни фига духовного или красивого я тут не вижу, ёксель-моксель: куча актеров по всей сцене распятия таскает. Когда они всё допели и снова стали по ложам расходиться, сразу видно было: им так и не терпится сигу выкурить или еще как-то. Я на прошлое Рождество с этой Сэлли Хейз уже такое видал, и она все твердила, как это прекрасно, и костюмы, и все. Я говорю: да Христос блеванул бы, наверно, если б такое увидел – все эти перья и всяко-разно. А Сэлли сказала, что я – кощунственный атеист. Наверно, я он. Христу по-честному бы понравился тот хрюндель, который в оркестре на литаврах играет. Я лет с восьми на этого хрюнделя смотрел. Мы с моим братцем Олли, если ходили туда с предками и всяко-разно, аж с мест срывались и в самый низ бежали, чтоб его видно было. Лучше литавриста я не видал. Ему в литавры бабахнуть удается от силы пару раз за всю пьесу, но видно, что если он не играет, это его не достает. А потом бабахает, причем так нормально и нехило, и лицо у него при этом такое дерганое. Однажды мы со штриком в Вашингтон ездили, и Олли послал этому хрюнделю открытку, но спорнем, тот ее так и не получил. Мы просто не очень просекли, какой адрес писать.