Ловкачи

Он надел пальто, котелок, взял палку с круглым золотым набалдашником, в середину которого был вставлен сапфир, и медленно, с достоинством изволил спуститься с лестницы. Швейцару он забыл сделать замечание, так как настроение его было столь же радужно, как туго набившиеся в его бумажнике сотенные.

Все тешило и радовало его мелкое самолюбие: сознание уплаченных здесь, в меблированных комнатах, долгов, полученная благодаря этому обстоятельству независимость, сознание возможности позволить себе почти всякую блажь на имеющиеся еще в запасе наличные деньги, раболепное поклонение слуг, хороший экипаж от лучшего во всей Москве и давно каждому известного двора Ечкина, наконец, ясный, безоблачный день.

А день стоял хороший на редкость, в особенности для октября. Солнце светило ярко, чувствовался приятный, бодрящий холодок в воздухе, а ветра не было никакого.

Иван Александрович ласковым словом ответил на все поклоны слуг на лестнице, швейцаров внизу и на заявление кучера: «Здравия желаю-с!»

Он сел в экипаж как-то немного боком, что французы называют en trois quart [1], не развалился, накинул на ноги, захватив повыше колен, плед серо-желтого плюша и приказал:

— В «Славянский базар»!

В большом зале стоял шум от говора сотни посетителей и стука приборов о тарелки. Тут были все больше люди деловые, в числе которых огромное большинство отличалось еврейским типом лица. Многие из них были лютеране и англиканцы, и только некоторые оставались в самом деле евреями, будучи сыновьями николаевских солдат. Вся эта галдящая толпа понабежала с окрестных переулков Никольской и Ильинки, с биржи и других гешефтов.

Но у Ивана Александровича за последние дни уже обеспечилось место, к которому ретивый бритый официант никого не подпускал.

И здесь, как дома у себя в номерах, Хмуров успел расположить к себе прислугу. Все почти ему радостно и в то же время подобострастно кланялись, всем он отвечал доброю и веселою улыбкою; каждый из лакеев променял бы на него охотно троих из той массы посетителей, да еще с придачею.

— Никого из наших еще нет? — спросил он Александра, садясь к своему столу.

— На стороне сидит господин Савелов и полковник, изволили видеть-с?

Хмуров вытянул шею и посмотрел по указанному направлению. Но господа эти его не особенно интересовали, хотя оба и принадлежали к кругу хорошо живущих москвичей. Хмуров знал их за людей серьезных, от которых ему-то уж ни в чем поживы быть не может. Благодаря их положению он считал полезным знакомство с ними, но сближения не искал, да оно бы и не было так легко, ввиду того что и господин Савелов, и указанный полковник сами-то сближались с людьми по особому разбору.

— Ну и пускай их там сидят, — сказал Хмуров, — а я очень есть хочу. Подай карточку.

— Пожалуйте-с, Иван Александрович.

Везде в Москве, да еще по прежним временам, до его пресловутой поездки в Питер, его знали по имени и отчеству.

— Вот что, — заказывал он. — Дай мне на первое омлет с шампиньонами, а на второе крокетки из дичи со спаржею. Вино красное, как всегда, и главное, чтобы все это живо…

— Слушаю-с. Вина бутылку или полубутылочку прикажете?

— Когда же ты мне полубутылками подавал? Только глупости говоришь.

— Виноват-с.

И Александр, как-то пошло осклабившись, кинулся исполнять заказанное.

Хмуров подошел к буфету.

Водку он не любил, но пил ее иногда, как, например, в данную минуту, чтобы закусить за стойкою.

Вдруг кто-то позади взял его за локоть и пожал.

Он оглянулся.

— Ба, Огрызков! — искренно обрадовался он и протянул руку толстому маюдому господину в золотых очках.

— А я водки не пью, — сказал тот, отвечая ему столько же радостным и крепким пожатием. — Меня все доктор пугает ожирением сердца.

— Да и я сам ее терпеть не могу. Ты один?

— Один, и только что ввалился, вижу тебя, ну и подошел.

— Где ты сидишь?

— Нигде еще не сижу; говорю: только что ввалился. Сядем вместе?

— Пожалуйста, я очень рад.

Они перешли к столику, и опытный Александр, едва завидев новое лицо, подбежал за приказаниями.

— Ты что заказал? — спросил Огрызков Хмурова, в то же время пробегая глазами карточку.

— Омлет с шампиньонами и крокетки из дичи со спаржею под белым соусом.

— Ну, брат, крокетка туда-сюда, я против крокеток и сам ничего не имею, но яичницы твоей, да еще с шампиньонами, совсем не желаю. Дай ты мне… Чего бы мне на первое выбрать?.. Дай ты мне… Ах, вот что: дай ты мне воль-о-ван а-ля финансьер.

— Ведь туда тоже шампиньоны входят, — поправил толстяка Хмуров.

— Э, брат, это совсем другого рода штука. А пить мы что будем?

— Да я уже заказал. Ступай, Александр, тащи скорее.

— Ну что, как ты вчера? — спросил Огрызков, едва официант удалился.

— Ничего, славно провели время.

— Ты поздно приехал. Где ты раньше был, до двух?

— Где раньше был? — с улыбкою самодовольства спросил Хмуров. — Пока это тайна. Могу одно только сказать: где был, там меня нет, но там я скоро буду.

— Ого! Вот оно что! Ну да чего уж тут? Ладно, ладно, расспрашивать не стану, коли сам не говоришь. Только в Москве, да в нашей компании, долго ничего не скроется.