Буало-Нарсежак

Ловкость рук

Посвящается моей жене

Само собой разумеется, что персонажи и события, описанные в романе, являются только плодом моей фантазии

La Main Passe (1991)

Перевод с французского И. Шведченко

Глава 1

Пьер Мареско открывает глаза и не узнает своей комнаты. Уж не в гостинице ли он? Стол? Да, его. Кресло тоже. А вот окно не на своем месте. Хотя окно-то его и занавески… Можно встать и дотронуться до них. Но он не уверен, что, обойдя кресло и стол, не наткнется на другие предметы. Закрывает глаза, силится представить свою комнату: вот ночной столик, протяни руку и дотронешься до лампы… Так, получилось. Все встает на свои места: вешалка у стены с аккуратно повешенными пиджаком и отутюженными брюками. Каждый раз ему приходится как бы продираться сквозь густую пелену, чтобы вновь оказаться в своей комнате в привычной обстановке. Мало-помалу квартира приобретает свой обычный вид, четко вырисовываются отдельные реальные предметы. Как-то: дощечка на двери Пьер Мареско, адвокат и ниже, более мелкими буквами

по записи; красный диванчик в приемной и кабинет в стиле ампир, два книжных шкафа с гранеными стеклами и в каждом стеклышке пляшущие лучики — вот он, Мареско. Постепенно, отгоняя последние остатки сна, он возвращается в свою телесную оболочку.

— Это действительно я, Мареско, и я должен…

Боится продолжить. Пьер прекрасно знает, что ему нужно сделать. Он вроде кошки, которая заранее угадывает, что ее скоро засунут в корзину и отвезут к ветеринару. Но у кошки есть выход — спрятаться под диван, а ему, пожалуй, не избежать встречи с врачом и придется лгать, лгать и обманывать.

Резко вскакивает. Ведь на сегодня у него записано в блокноте: Д-р Барруа, 15.00.

Отступать поздно. День уже начался. По меньшей мере его можно прожить от сигареты до сигареты, в бесцельных прогулках — так он пролетит незаметней. А потом оправдываясь: «Знаете, доктор, к вечеру у меня разыгралась мигрень. И столько работы… Нет времени об этом подумать. Но когда мне случается заметить… Вы понимаете… я быстро прохожу мимо, стараюсь забыть…» Лгун, как будто он способен забыть. Напротив, он себе четко представляет и формы и цвета. Они как татуировка в самом укромном уголке его тела. И днем и ночью до того, как… А сегодня — наверняка! Все признаки налицо. Когда он вот так просыпается, выкарабкивается из сна, как из тягучего теста. Он уже прочитал все, что мог, по этому поводу, даже Катехизис: искушение… грех… и даже, тьфу, вожделение. И что? У него только один выход — уступить, не сопротивляться своему желанию. Так! Смотри же. Еще, еще. Да не с таким испуганным выражением лица, а со спокойным, заинтересованным, но не привлекающим внимания. О таком говорят: «А он ничего, очень даже ничего». Ведь все за тобой наблюдают, начиная с продавщицы за прилавком и кончая полицейским, отмеривающим шаги на улице. Верно, думает про себя: «Так я же знаю его, это адвокат. Девочку собирается снять».

Мареско закуривает новую сигарету. Зачем он здесь? Никто и не догадывается… Некоторые находят его странным, ну и пусть! У него полно забот, как личных, так и производственных. Коллеги считают его слишком придирчивым, а секретарша называет «образцово-показательным». Скорее всего зависть и уважение порождают подобное чувство. За дело он всегда берется боязливо, словно опасаясь, что его подзащитные поставят ему в вину, если он не добьется оправдательного приговора. Да он и сам не понимает, как мог выбрать эту профессию: всегда у всех на виду, тогда как хочется быть незаметным. Доктор Барруа уже объяснял, что он одновременно и чувствительный и недоверчивый, импульсивный и осторожный, постоянно раздираемый сомнениями и противоречиями. «Короче говоря, — любит повторять он, — вы вылитый портрет вашей матери». Мареско разделся и регулирует температуру воды. Он любит теплую воду, он вообще любит тепло: в кровати, за столом, на работе. Думает про себя: бедная мать, стоит мне на порог, как она — будь осторожен! Будь внимателен! Ты такой рассеянный. Считает, что знает обо мне все. Никто не знает, даже я. Не говоря о докторе Барруа.

Пьер чувствует себя окончательно проснувшимся после душа. Он чист, надушен, опрятен, на нем ни пятнышка грязи. Решено — сегодня он снова пойдет в универмаг Нувель-Галери. К чему бороться с этим наваждением, от которого сжимается сердце. Проще жить в мире с самим собой. Он тщательно одевается. Костюм серо-голубой. Скромно, но со вкусом. Когда идешь на такой риск, нужно и выглядеть подобающе. Никакого плаща, перекинутого через руку, и вообще ничего в руках — это может вызвать подозрения. Он собран и чувствует себя словно спортсмен перед стартом. Само по себе чувство умиротворения — уже награда. Овчинка стоит выделки.

В гостиной его уже поджидает мать, слушающая последние известия по радио.

— Хорошо спал?