Ловушка для Черного Рейдера

— Не придирайся к слову, тогда еще девушка, наверное. Во всяком случае, была не замужем. А лично у меня и мыслей в ее отношении никаких не могло возникнуть, не моего плана девица. Ни внешностью, ни характером. Интересно, чего ей надо? Наверняка опять чего-нибудь с милицией? Умела она с ними ссориться. Ладно, Костя, перезвоню, утолю уж, так и быть, твое любопытство… Стервина! Смотри-ка, запомнила, чертяка этакая… Знаешь, хорошо попортила она мне крови. Впрочем, если быть справедливым, больше по делу. Правильно тебе представилась, молодец, Стерину я бы ни за что не вспомнил…

Через несколько минут раздался звонок.

— Александр Борисович, здравствуйте, я — Алла.

— Знаю, — Турецкий засмеялся. — Стервина! Что ж ты сама-то себя? Ну, ладно, я… у меня причина была, я же на тебя разозлился, а сама-то зачем, девушка? Неужели прилипло? Бывает же так, скажешь слово, а оно и прилипнет, обидно же, красивая девушка, и с такой фамилией!

— Нет, я никому не рассказывала. Это я просто для того, чтобы вы меня сразу узнали, а то, мол, что за Стерина, откуда она? Беда у меня, Александр Борисович.

— Что такое? Расскажи.

— Я… — девушка замялась. — Не по телефону. Это очень неприятный рассказ.

— Ну, так что, приезжай к нам в «Глорию»…

— А что за «Глория»?

— Это, знаешь ли, агентство частное. Сыскное, розыскное, охранное — тут все, вместе взятое. Есть у нас народ хороший, работаем мы по заказам и так далее.

— О-о-о… по заказам… Это у меня денег не хватит на ваши заказы, я ведь слышала, что такое частные сыщики. У вас небось по тыще долларов за день.

— Нет, перестань, ну, какие тысячи долларов? В общем, есть желание посоветоваться, давай, подъезжай. Адрес наш… записывай: Неглинная — это самый центр, рядом с Сандуновскими банями, спросишь, тебе всякий покажет… Дом номер… ну да, цокольный этаж, на дверях большая вывеска. Звони в дверь, и откроет тебе… — Турецкий увидел внезапно возникшую на пороге кабинета секретаршу агентства Алевтину Григорьевну с чашкой кофе в руках — для него, для Турецкого, разумеется, и повторил: — А дверь тебе откроет очаровательная, прямо-таки невероятного обаяния, молодая женщина, которую зовут Аля. Не Алла, а именно Аля. Алла — это ты, а она у нас — Аля. Алечка — еще и так можно, вот. Или Алевтина Григорьевна, это когда официально. Ну, давай, жду.

— Когда?

— Да хоть сейчас, я пока не очень занят, подъезжай, встретимся, поговорим.

— Ну, хорошо, спасибо, я еду…

— Алле, гараж! — ухмыльнулась Алевтина, ставя кофе на письменный стол. — Перед кем это ты тут расстилаешься, а? Очаровательная… невероятная… что-то я давно таких слов не слышала! Что у нас случилось? От кого, прикажете теперь, вас защищать? Неужто опять обиженные тобой женщины достают? — Она подошла к небольшому зеркалу, в простенке между окнами, посмотрела на себя и так, и этак, повертела головой, определенно любуясь обоими профилями, и сделала вывод: — Неужели ты никогда не утихомиришься?

— Прямо-таки и не понимаю, о чем ты? — сделал изумленный вид Турецкий.

— Врешь, все ты прекрасно понимаешь. Кто такая, перед кем ты… так рассыпался? Ничего, обычное дело, когда вот так, наедине. Хорошо еще, что Алевтине хватало ума устраивать мелкие сцены ревности не при посторонних. А свои поймут и посмеются. Нет, умная девушка…

— Мы с этой Аллой познакомились и, кстати, виделись в последний раз тогда, когда ты еще на горшок ходила.

— Это что ж, четверть века назад? — недоверчиво уставилась Аля на Сашу.

— Меньше, конечно, мажет, лет семь назад.

— А почему же тогда и..?

— Ты про горшок? — наивно спросил он. — Нет, мне всегда очень приятно душевно ощущать твою удивительную молодость — и внешнюю, и вообще. Всякую.

— А я что-то давно ничего подобного не ощущаю!

— Ну, Аленъка, ты ведь знаешь, что у меня законная супруга…

— А незаконных сколько? — уже строго спросила она.

— Одна ты, — Турецкий пожал плечами и простецки улыбнулся.

— Опять врешь. Ох, Турецкий! Ну, как же тебе не стыдно? Когда ты, наконец, станешь серьезным и ответственным… хотя бы в отношении женщин? Это же черт знает что!..

Александр Борисович мог бы сейчас поклясться, что услышал наяву невероятно знакомую ему, скорбно-возмущенную интонацию жены Ирины. Как долгую и печальную песню… Что делается на земле!..

— Можешь мне поверить, — сказал Турецкий, пытаясь уйти от слуховой галлюцинации, — что Алла не идет ни в какое сравнение с тобой. Даже отдаленно. Фасад категорически не тот! Наверняка и все остальное.

— Ну, разве что… — Алевтина глубокомысленно сдвинула бровки и, скользнув по Саше подозрительным взглядом, удалилась в приемную, а Турецкий, внимательно проследив за ее походкой, укоризненно погрозил самому себе указательным пальцем. Что еще он мог предложить себе в качестве приятной компенсации?..