Адмирал усмехнулся — конечно, Президенту США было бы куда легче жить, если бы русских, филиппинских, иранских, ливийских и прочих диктаторов отстраняли от власти простым голосованием! Но в этом случае они бы не назывались диктаторами…
— Сэр, — сказал адмирал. — Фокус коммунизма заключается в том, что там все голосуют «за». «Против» голосуют только мертвые. Я могу идти?
Президент молчал. Риктон потянулся к видеомагнитофону. Там все еще крутилась пленка, беззвучно посылая на огромный экран изображение русских коммунистов с глазами, вспыхивающими радостью в момент выстрела в Горбачева.
— Я думаю, у вас есть еще одна копия? — сказал Президент.
— О, конечно… — замер Риктон.
— Тогда эту оставьте мне.
— С удовольствием. Всего хорошего, господин Президент, — адмирал направился к двери.
— Минутку, — остановил его Президент. — А зачем вы вообще снимали этот съезд на свою пленку?
Адмирал повернулся от двери. Он не мог отказать себе в удовольствии хотя бы на прощанье сказать то, что собирался сказать Президенту с самого начала встречи.
— Мы не просто снимали этот съезд. Потому что с первого дня моей работы в Агентстве я мечтал о такой возможности — иметь полную картотеку этих типов, — адмирал кивнул на очередное лицо коммунистического деятеля, возникшее на экране. — Посмотрите на него! Ведь теперь я про каждого из них могу сказать, что они любят — женщин? деньги? водку?.. Правда, сначала у меня была другая идея. Я мечтал показать эти лица Конгрессу накануне очередного голосования по SDI. И заодно сравнить интеллектуальный уровень этих коммунистов с уровнем наших конгрессменов. Но боюсь, что счет будет не в нашу пользу, а Конгресс тут же срежет мне финансирование Агентства до нуля. Я могу идти?
— Вы куда-нибудь спешите, Джон? — грустно спросил Президент.
— Я? — удивился адмирал. — Нет, никуда… Просто я не хотел отнимать ваше время…
— Вы уже отняли у меня куда больше… — Президент вздохнул. — Вы знаете, в чем наша беда, Джон? Мы научились видеть каналы на Марсе и пыль на Юпитере. Мы умеем предсказывать погоду и экономические кризисы. Но мы никогда не могли предсказать хотя бы за день — что там произойдет у этих русских. Даже сам Горбачев свалился нам, как снег на голову…
— Сэр, я принес вам такой прогноз.
— Где гарантии, Джон? Вы знаете, сколько прогнозов ложится на этот стол каждый день?
Адмирал не ответил.
Президент усмехнулся:
— Н-да… Я вас понимаю. На то я и Президент… Ладно, можете идти, адмирал.
Риктон вышел, закрыл за собой дверь.
Но Президент уже не видел этого. Он сидел один, в тихом Овальном кабинете и смотрел на лица русских коммунистов, плывущие перед ним на экране. Какие-то у них действительно мафиозные лица. Поколение 30-40-летних. Одно лицо, второе, третье… СКУКА — ИЗУМЛЕНИЕ — ТОРЖЕСТВО — ОГЛЯДКА — ВЫЖИДАНИЕ… Боже, до чего они похожи на тех молодых русских матросов, которые во время Кубинского кризиса сидели тогда на открытой палубе своего корабля! Неужели в России действительно будет фашизм? Это страшно, но, Господи, сколько раз его уже пугали этим и сколько раз сам Горбачев пугал этим своих противников? А, с другой стороны, даже если бы все эти типы были морскими пиратами со стальными зубами — может ли он, Президент США, одним движением отправить Горбачеву их имена для расстрела?..
Какой-то посторонний звук, и даже не звук, а колебание воздуха отвлекло его от экрана. Он перевел взгляд на дверь кабинета.
В двери стояла его секретарша. Конечно, прежде, чем впустить следующего визитера, она хотела бы знать, не нужна ли Президенту хотя бы чашка кофе.
— Нет, Кэтрин, спасибо. Как зовут нашего врача, который неделю назад вынимал пулю у Горбачева?
— Операцию делали русские врачи, сэр. Наш врач только наблюдал. Его зовут Майкл Доввей. Он вам нужен?
4