Ловушка для папы

С этого момента у Хесуса началась совсем другая жизнь. Каждое утро опекун будил его на рассвете, они совершали долгий, почти на час, забег, а потом дон Совиньи до изнеможения гонял своего подопечного с учебным мечом, с тяжёлыми камнями на плечах, да и просто. Как оказалось, его мучитель знал множество упражнений, служащих лишь для одной цели – довести Хесуса до полного изнеможения. К концу занятий ученик ненавидел Василия Лукича, весь окружающий мир… Даже себя. В особенности себя, потому что, как оказалось, его опекун легко выполнял самые сложные и тяжёлые упражнения, те, что вызывали у ученика панику вперемежку с отвращением. Да ещё и пояснял попутно, не боясь сбить дыхание:

– Твой отец попросил приглядеть за тобой, подготовить к жизни. А я сам Ивану Степановичу животом обязан. Посему сделаю из тебя настоящего мужчину.

И делал. После физических издевательств, итогом которых была неизменная баня, приходил учитель словесности и вытворял с головой бедного школяра то, что утром дон Совиньи делал с телом. Мальчик писал десятки литер, иногда целый лист за урок исписывал. Пифагорово землемерие, арифметика, небознание, шахматы, управление… И всё это следовало заносить на специальные листы. А безжалостный учитель, приглашённый выкрест Мельхиор Танжерский, взявший после крещения имя Мэлхор, требовал, чтобы каждая литера равнялась остальным по размеру, округлости. А сам текст при этом надо было описывать высоким слогом, каким Хесус в жизни не высказывался, тем более, что и сам учитель говорил простым, понятным языком.

А потом правила кастильского, а за ним начиналась латынь, а в конце самый непонятный урок – русский. Там даже буквицы другие, на привычные литеры только часть похожа. И звуки! У, эти русские звуки. И как Василий Лукич себе только горло не сломал в детстве, когда говорить учился? Это надо же было придумать? Обычный «sopa de verduras» назвать так, что язык узлом завяжется – щи! Если с латынью ещё как-то можно было справиться, благо, что слышал её часто, да и молитвы заучивал, даже не пытаясь вникнуть в то, что там говорится, просто наизусть, на слух, то русский давался с большим трудом. А дон Василий Лукич требует. Причём, видно, что требует не для издевательства над сыном друга, а потому что всё это знает сам.

Первую неделю Хесус ненавидел своего нового опекуна. Вторую строил планы побега, правда, осуществиться им было не дано – к свободному времени у мальчика не оставалось никаких сил, только покидать в рот сытный ужин, которого, впрочем, хватало ненадолго – измученное тело уже через час требовало ещё еды. Ну, а после невыносимо тянуло спать.

К концу первого месяца за интенсивностью занятий ужас смерти родителей отодвинулся в сторону, боль притупилась. Тогда-то Василий Лукич и рассказал мальчику, кем ему приходился Хуан Совендо, и почему он взялся так усердно мучить Хесуса. Оказалось, что отец мальчика не родился в Кастильском королевстве, как тот думал, а прибыл когда-то со свитой отца дона Совиньи из далёкой холодной Московии. Иван Третий, сев на тамошний престол, отправил великое посольство с целью поиска зодчих в Европу, а также для заведения добрых знакомств со здешними монархами. Заодно сын Луки Свиньина, брата главы рода, Григория Андреевича, отправился учиться. Вот в его охране и состоял Иван Совенко. После стычки на границе Кастилии и Арагона бравому воину пришлось отнять ногу по колено, так что он остался на юге, у умелых мавританских медиков. Да там и осел, женился, и родил вот такого непутёвого сына. При этих словах Василий Лукич взъерошил отросшие волосы мальчика, и тому неожиданно стало очень приятно.

Сейчас-то это всё в прошлом. Сейчас мальчик точно знает, чего он хочет – стать не хуже своего учителя, чтобы уметь постоять за себя, как умом, словом, так и мечом. А ещё… Хесус никогда и никому в этом не признавался, но желает он от всей души смерти всем слугам ордена Доминиканцев, сиречь псов божьих. Ведь сколько зла они натворили среди людей.

Потому и не давал мальчик спуску сам себе, выполнял все уроки до изнеможения, даже русский перестал быть для него бессмысленным. Уже можно было кое-что понять из речи опекуна, если тот, конечно, говорит не быстро. А то и самому связать несколько слов.

И с мечом уже получается обходиться. Вон, чучело на базу всё в дырах от острия клинка и в рубленых ранах от боковых ударов. Да и сам он стал куда более крепким, выносливым и уверенным в себе. Два дня тому опекун возил его в родное село, посмотреть, что осталось на месте дома, да, если получится, забрать что-нибудь. Так крестьяне, те, кому он всю жизнь приветливо, а то и с почтением, кланялся, чуть спины не повыворачивали, ломая шапки перед двумя благородными господами, окружёнными пятёркой охраны. Казалось, даже собаки в страхе и почтении жмутся к заборам. Жаль только, что на месте дома ничего не осталось. Даже недогоревшие брёвна растащили.