Далее их разговор принимает характер полного фальшака и тупизма. Славик пытается донести до бутылки (единственного своего внимательного слушателя), к которой он обращается, грозя указательным пальцем, что Россия во главе с нынешним президентом покажет еще кузькину мать всему миру во главе с Бушем.
– Тупые эти американцы! — авторитетно заявляет он. — Такого дурака над собой руководить выбрали.
Бутылка никак не реагирует на это острое политическое заявление, и Славик, ободренный ее молчанием, продолжает:
– Буш довел цену нефти до очень дорогой цены и даже выше! Владик, чувствуешь, куда я клоню?
Влад, который до этого увлеченно ковырял в носу, услышав, что к нему обращаются, вступает в диалог:
– Ссаныч, я все понял. Но что ты этим хочешь сказать?
– Ничего ты не понял! — возмущается Вячеслав Саныч и повторяет все сначала для непонятливого Влада.
После очередной дозы водки Славик плотно подсаживается на политического конька и больше с него не слезает:
– Буш — избитый дурак! Саксофонист хренов!
Я не выдерживаю вопиющей политнеграмотности со стороны Славика и поправляю его:
– Это не он, чувак.
– Что не он?..
– Саксофонист не он. Клинтон играл на саксе.
– А Буш?
– А Буш не играет, — уверяю я Славика.
– Так он еще и на саксе не иг… рает?!!
Последняя фраза доказывает, что нынешний Президент США как политик сильно теряет в его глазах из-за неумения обращаться с этим музыкальным инструментом.
Коллега замолкает в горестном раздумье, оскорбленный в самых светлых чувствах. Но молчит Славик недолго. Переварив полученную от меня инфу и благополучно ее забыв, он продолжает дискуссию:
– Мой сосед — г… аишник, рассказывал, что происходит г… лобальная ареми… америки… американизация мира из-за всех этих кол и г… амбургеров. По приказу Буша в них специально добавляют специализированные спецдобавки специальные. Из-за этих добавок и рухнули все коммунистические режимы. Только Северная Корея и Куба не пустили в свои страны эти колы, потому и не строят они еще капитализм.
Из речи оратора явствует, что для Славика сосед-гаишник — непререкаемый авторитет по вопросам мировой политики.
Влад тоже не отстает от собеседника в проявлении глупости, но пытается перевести разговор на мирно-спортивные рельсы:
– Ссаныч, я тебя полностью поддерживаю! Защита у нас никакая! И нападение у сборной никакое. Факт. Средняя линия слабовата, но в целом команда сыграна.
– Буш — лопух и г… лавный позор Америки!
– Согласен, Ссаныч, тренер — это главное, главнее, чем, скажем, массажист!
– Стратегический запас всех стратегических ресурсов заложен здесь у нас, в России, — возражает Славик.
– Могут… могут играть на равных, если захотят. Черти.
Хотя жутко давит депрессняк, меня все же пробивает на смех. Мой внутриутробный хохот не нарушает стройного хода беседы двух чуваков.
– Сосед мой г… аишник г… оворил.
Что говорил гаишник, мы так и не узнали: вместо продолжения цитирования своего соседа Славик очень быстро расклеивается, потухает и тупо падает с кирпичного кресла.
На попытки с нашей стороны привести его в чувство Вячеслав Саныч омерзительно храпит. Мы с Владом допиваем остатки пойла, и я спрашиваю у него:
– Что дальше?
– Домой его надо, — с неприязнью кивая в сторону собутыльника, отвечает Влад.
– А ты знаешь, где живет
– Приблизительно. Или на Пушкина, или на Пущина.
– Или на Путина, — подсказываю я.
– Ладно, поехали. Там разберемся.
– На чем поедем, чувачок? — задаю я вполне закономерный вопрос.
– На такси, — уверенно заявляет Влад и шарит в карманах пальто у Славика и даже что-то находит. — Деньги у него есть.
Влад расчехляет свое попадалово и мочится рядом с обездвиженным телом коллеги. Брызги отлетают на брюки его недавнего собеседника, но, судя по всему, Владу это глубоко по фигу, как, впрочем, и мне, и лично Санычу.
Итак, мы с Владом идем со стройки ловить такси. Между нами, слабо перебирая ногами, волочится непревзойденный политобозреватель — Славик. Его пальто серое от цементной пыли, в которую он упал. Через несколько минут дружеских объятий мы с Владом реально уже мало чем от него отличаемся. Тачку удается поймать сравнительно быстро, всего за сорок минут. Если учесть, в каком виде мы голосовали на обочине, то это очень даже неплохой результат. Заверив водилу, что салон его «пятерки» никто из нас обрыгивать не собирается, мы совершаем ритуальную посадку. Водитель «жигуленка», похожий на косматого альпиниста бородатый чувак лет сорока, ведет машину, железной хваткой вцепившись в руль. Судя по побелевшим суставам пальцев и напряженному взгляду, вперенному в дорогу, вождение представляет для него определенного рода стресс.
Сзади раздается громкое мычание Славика. За сим следует безадресная матерная ругань.
– Влад, он там пробуждается, типа. Адрес бы у него уточнил.
Слышно, как мой приятель ширяет в бок Славика:
– Ссаныч, Ссаныч, мать твою за ногу, где ты живешь-то? На Пущина или на Пушкина?
– Пушкин — великий советский музыкант, — бормочет в ответ Славик.
– Какой еще музыкант? — тормошит его Влад.
– Хороший. Он на лире играл. Вспомни: «И чувства добрые я лирой пробуждал».