Генка перебивает меня на двадцатой минуте монолога и, растолкав задремавших девочек, пытается рассказать, как он отдыхал на прошлой неделе. Я тоже его перебиваю и снова включаю тему о скорой перспективе жизни в мире брендов. Таким образом, мы очень прикольно беседуем, запивая весь этот порожняк шампанским. Я, очень занятый обличением мира в его стремлении ввергнуться в брендоворот глобальных компаний, не замечаю, как на столе возникает конверт. Геннадий умоляюще прикрывает мне рот рукой и глазами указывает на конверт. Мы поднимаемся и уходим в туалет. Минут через пять выходим из туалета и движемся уже в обратном направлении. Генка смеется, и я тоже реально смеюсь. Меня постепенно накрывает. Веселье и похоть начинают переть из меня. Геннадий желает поделиться со мной своим курятником и предлагает мне любую из своих девочек.
– Серег, бери себе любую и трахай
Я выбираю чувиху, оставляя для Генки телку. Девчата без нас не скучали. Они выжрали по бутылке шампанского, и по их масленым глазкам я реально ощущаю, что они уже готовы. Я подсаживаюсь к чувихе, и мы начинаем тупо целоваться. Оторвавшись от ее губ, я снова завожу тему о мультиглобализации. Чувиха затыкает мне остекленевший рот поцелуем и, явно желая узнать меня получше, запускает свою руку мне под рубашку. Неплохо изучив все изгибы моей грудной клетки и живота, она опускается ниже и пытается расстегнуть ширинку. Хотя уже сперманентно возбужденный, я отстраняюсь от нее и ищу глазами Геннадия. Нет ни его, ни телки.
– Прости, я должен проститься с Генкой, — шепчу я своей Юле и иду искать приятеля.
Нахожу его в одном из VIP-залов. Он уже распряг свою Юлю. Подхожу к нему, в надежде что он меня заметит. Я уже порядком поддат и обдолбан, поэтому даже не думаю, что могу ему чем-то помешать. Он меня не замечает (или делает вид, что не замечает), и я подхожу еще ближе. Теперь замечаю я! Я реально замечаю, что его Юля — никакая, на хер, не Юля, а, напротив, какой-нибудь Олег или Коля.
Во мне что-то обламывается, соскакивает и рушится. Увиденное дешевой петардой взрывает мне голову. Я курю, предварительно круто закурив, и бегу от этого места.
Ощущения у меня самые мерзкие и противные. Мне очень грустно, скучно и пусто. Выскочив, как ошпаренный остужающим кипятком, я ловлю такси и еду по ночной Москве. Я ловлю себя на том, что мне по кайфу ездить по ночному городу, освещенному рекламными огнями и огоньками сигарет уличных проституток. И вроде бы я уже тысячи раз видел весь этот город — Гоморру с его содомским кольцом, — но всякий раз что-то новое меня поражает до глубины очерствевшей души.
И тут я реально ощущаю, что меня начинает выворачивать. Я утираю подступившие к горлу слезы и, тупо вперившись, смотрю в полотно дороги.
– Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает водитель желтого такси, опасаясь за чистоту салона.
– Нет, все нормально, командир, — отвечаю я, подавив в себе желание освободиться от лежащего за пазухой камня. — Все пучком!
Мы подъезжаем к дому. Я расплачиваюсь и поднимаюсь в свою квартиру. Разуваюсь, снимаю ботинки и прямо в костюме с остатками перформенса валюсь на кровать. Я уже дико устал от всей этой пошлости и тупого цинизма. Хочется вырубиться, отключиться, уснуть — и проснуться в Комске. До свидания, Москва! Здравствуй, Комск!
Часть вторая
AROUSAL (англ. — пробуждение)
Вышел я ниоткуда — и шагнул в никуда.
Все еще не родился, я живу никогда.
С Иисусом Христом я висел на кресте
И Пилата просил научить доброте.
Я убил себя сам, кинув словом в висок, —
Словно где-то во сне совершая бросок.
Очутился в пустыне на краю мирозданья.
Долго рылся в своих тайниках подсознанья.
Мой отравленный мозг, как улитка от солнца,
Вытекал из глазниц, как плевок незнакомца.
Это вовсе не много, но и все же немало —
Смело плюнуть на стыд, когда эго дремало.
Утро туманное
Скажи мне, что ты пил вечером, и я скажу, как ты будешь чувствовать себя утром.