Лoxless. Повесть о настоящей жизни

– Вначале меня это не напрягало. Я тоже так думал, что типа пусть его снится всяко-разно. А теперь что-то задергал/достал этот сонный перманентализм долбаный. Я уже спорить стал со своим сонным воплощением. И он, я чувствую, презирает меня. Боюсь, крышу совсем с катушек срывает! Чё скажешь?

– А чего тут говорить? — отвечает Юрка, сильно наморщив лоб. — Наливай да пей.

Я соглашаюсь с другом, что на данном этапе это едва ли не единственное и однозначно правильное решение. Я наливаю в свой и его стаканы водку и тупо выпиваю одним глотком. Юрка повторяет мое движение и занюхивает хлебом.

Он первым нарушает молчание:

– Значит, раньше тебя это не парило, а теперь напрягать стало?

– Стало. Дело в том, конечно, что вначале это все казалось случайностью. Ну, типа, сон, как ты говоришь. Сегодня один приснится, завтра другой. Ничего вроде необычного. А тут.

– А тут один сон по кругу гоняешь?

– Может быть, не совсем один. Герои в нем одни, а сны получаются разные… с продолжением. И все в них по нарастающей развивается, все логично. В этом-то нелогичность происходящего. Будто кто-то влез в мое сонно-индивидуальное эго,

а я лезу в его. Судя по всему, ему тоже не по кайфу мое вторжение в его сны, в его эго. Мы заставляем друг друга совершать поступки через призму отношений друг к другу. Что может быть хуже, особенно когда мы с ним такие разные?

– Стало быть, страдает твое эго?

– Именно. Индивидуальность моя разрушается, личность растворяется, эго, на котором замешаны все процессы жизнедеятельности, размывается.

– Почему это?

– Что почему?

– Почему это все процессы жизнедеятельности замешаны на эго? — удивляется моему суждению Юрка.

– Ты же не будешь отрицать, что основной инстинкт, которому подчинено все живое, — это инстинкт самосохранения? Ведь во всех организмах, начиная с низших, мы всяко-разно наблюдаем всевозможные приспособления для сохранения особи. При этом глупо было бы предположить у растений, к примеру, наличие понятий о смерти. Стало быть, это инстинкт в чистом виде, заложенный в каждой живой клетке, в каждом из нас.

– Допустим, — соглашается Юрка, сосредоточенно уставившись на кончик зажженной сигареты. — А инстинкт продолжения рода? Это не является одним из основных инстинктов?

– Это всего лишь частный случай инстинкта самосохранения. Так называемый, общественный инстинкт — инстинкт сохранения вида, ну или самосохранения вида, если тебе так удобней воспринимать.

– Угу. А эго, о котором ты так сокрушаешься?

– Эго — это есть инстинкт самосохранения.

Юрка тянется к бутылке. Я молча жду, когда он переварит полученную от меня информацию. Он медленно наливает в стаканы. Совсем на донышко.

– Растянем удовольствие, — поясняет он.

Я согласно киваю, прикуривая сигарету.

– Старик, — возражает мне Юрий, после того как мы выпили, — а вот Фрейд, который Зигмунд, он не смешивал эти два понятия.

– Ну и что? — отвечаю я. — Фрейд, конечно, неглупый чувак, но и он мог ошибаться. Не так ли?

Юрка неопределенно хмыкает.

– Инстинкт самосохранения — это забота о своем «я», суть эгоизм. Врубаешься?

– Хорошо! — Юрка поднимает руки вверх в знак капитуляции. — В этом убедил. Но что касается главного… обо всех процессах жизнедеятельности, замешанных исключительно на эгоизме, здесь я никак не готов согласиться.

Я с жаром принимаюсь отстаивать свою точку зрения:

– Посуди сам, чувак, любой поступок, будь то животного или человека, можно объяснить именно эгоизмом индивидуума. Разве это не достаточно убедительное доказательство?

– Так ли уж любой?

– Без исключений.

– Ну ладно… — задумчиво мычит мой собеседник.

Я чувствую, как он подыскивает для меня задачку посложнее. Наконец он находит подходящий, по его мнению, пример:

– Вот ты ко мне испытываешь чувство дружбы. Если, конечно, есть оно такое чувство.

– Есть, есть, не сомневайся, — киваю я.

– Прекрасно. Оно, это чувство, бескорыстно. Потому что ты не похмелиться ко мне пришел, не за деньгами притащился через весь город, а наоборот, на твои пьем. Так в чем тут проявление эгоизма?

– Я просто тебя тупо и цинично использую, Юра. В этом мой эгоизм применительно к нашим отношениям. Мне не хотелось квасить одному. С тобой мне это делать приятнее, чем с кем бы то ни было. Мне хочется выговориться, посоветоваться и просто поговорить с тем, кто меня может понять. В поисках комфортно раздавленного пузыря я пришел к тебе, старичок.

По его глазам я понял, что он чем-то смущен.

– Я тебя обидел?

– Знаешь, Серега, не пойму сам. Вроде бы ничего обидного ты не сказал, но осадок какой-то неприятный остается. Холодок внутри. Как будто и не дружба это вовсе, а так… не пойми что.

Чтобы сгладить возникшую неловкость, я разливаю по стаканам водку, так же понемногу, как недавно Юрка, и протягиваю посуду другу. Мы выпиваем и закуриваем. Наконец Юрка взрывает повисшее густым туманом молчание:

– Что ты скажешь о материнском инстинкте? Известны случаи, когда мать жертвует собой ради ребенка. Что на этот счет ответит твоя теория всеобщего эгоизма? А? Нечем крыть? — Радостной улыбкой выигравшего в споре человека освещается небритое лицо моего собеседника.