Ложь

Казалось, фотографиям не будет конца. Надя на праздновании рождества, в дорогих старинных интерьерах, в кругу импозантных господ. Наде около тридцати: сияющая, она стоит на переднем плане, с бокалом шампанского в руке. На последней странице был прикреплен только один большой черно-белый снимок. Тридцатипятилетняя Надя стоит рядом с пожилым мужчиной, передающим ей какие-то документы. На заднем плане смутно виднелась еще одна фигура. Молодой человек, который стоял в стороне и с обожанием смотрел на Надю.

Сюзанна сразу его узнала, хотя, когда их пути пересеклись в офисе Шрага, он был лет на пять старше. Рорлер! И в январе он явно принял ее за Надю. Она видела себя, гуляющую с Надей в лесу, слышала свой голос, рассказывающий о Рорлере и пожилом господине Шраге. Слышала, как заверяет Надю, что не крала денег. «Мерзкое чудовище»! Надя наверняка знала, кого Рорлер имел в виду. Но почему она выдала его Вольфгангу Бластингу? Неужели она не боялась, что Рорлер на полицейском допросе мог выдать ее и рассказать, что у Нади есть двойник? По-видимому, нет. Но возможно, Рорлер и не знал об этом. Вряд ли он упоминал имя Нади Тренклер, работая у господина Шрага. Иначе у господина Шрага не было бы основания немедленно уволить Сюзанну Ласко. Как бы то ни было, из-за Нади она потеряла уже два места работы.

Сюзанна снова спустилась и попробовала еще раз набрать сокращенный телефон, начинающийся с двух нулей. Возможно, женщина, которая ругалась по-французски, была матерью Нади. В Женеве говорят на французском. И там, согласно почтовому штемпелю, два года назад, в августе, проживал Жак. А если Надя родилась в Дюссельдорфе, то можно предположить, что ее мать, по крайней мере немного, говорит по-немецки. И если Сюзанне повезет, она узнает, не находится ли сейчас Надя у Жака, своей первой любви. Через секунду женщина с вопросительным «oui»[17] сняла трубку.

– Добрый день! – медленно и отчетливо сказала Сюзанна. – Parlez-vous allemand?[18]

– Да, – ответила женщина.

– Я говорю с матерью Нади Тренклер?

– Да, – повторила женщина.

Сюзанна облегченно вздохнула, но продолжала придерживаться высокопарного стиля.

– С вами говорит Хельга Бартель из «Альфо-инвестмент». Мне нужно срочно поговорить с Надей. Она улетела в четверг в Женеву и…

Мать Нади не дала ей закончить фразу.

Она ничего не знала о пребывании дочери в Женеве и в свою очередь хотела узнать, что такое «Альфо-инвестмент». Полученная справка, по-видимому, ей совсем не понравилась. Без каких бы то ни было комментариев она положила трубку. Сюзанна принялась набирать тот же номер. Но трубку больше не снимали.

Она принесла из багажника записку и попытала счастья, набрав номер мобильного телефона Жака. Сюзанна не была уверена, что сможет с ним объясниться, но если в начале года благодаря Бекману они с Надей помирились, можно просто спросить, где сейчас находится Надя. Но автоответчик сообщил, что такого номера больше не существует.

Как ни странно, но после этого Сюзанна успокоилась и решила проанализировать последние события и полученную информацию. То, что в «Альфо-инвестмент» ее фамилию приняли за название мебельной фирмы, еще ничего не значило. Харденберг вряд ли смог бы объяснить своей давней спутнице жизни, что такое, а точнее, кто такая Ласко. И все же он мог в четверг у «Берингер и компаньоны» снять прекрасную светлую квартиру на краю города. Естественно, он ни за что бы не рассказал об этом Хельге. Возможно, Филипп действительно упал в аэропорту в пятницу вечером, а Хельгу только для того послал к сестре, чтобы она не была все выходные одна. Если Хельга принимает таблетки, значит, она чем-то болеет. А Надя не звонит и не дает точную информацию, поскольку не знает, что Михаэль в Мюнхене, а не дома.

Возможно, Надя, желая продлить выходные с Филиппом Харденбергом в Берлине и таким образом оградить их обоих от возможной встречи с Цуркойленом, специально посулила Сюзанне щедрое вознаграждение, чтобы та безупречно сыграла свою роль. Тогда, в аэропорту, и в пятницу, во время так неудачно прервавшегося телефонного разговора, в каждой фразе Нади звучала тревога. Она боялась, что муж может что-то заподозрить. Но если Надя бежала с любовником и деньгами Цуркойлена, зачем ей беспокоиться о том, заметит или нет Михаэль, что в постели рядом с ним лежит двойник его жены? Даже отвратительное замечание Вольфганга Бластинга о жеребце указывало на то, что для Нади ее брак очень важен. Кроме того, разве разумно из-за двухсот тысяч бросать дом, который согласно договору купли-продажи стоит полтора миллиона марок? Конечно же нет.

Сюзанна решила прежде всего успокоиться и не впадать в отчаяние, а подождать. По крайней мере, до понедельника. Понедельник в ее распоряжении, в этот день у нее выходной. А пока Михаэль был в Мюнхене, она могла жить двойной жизнью. Сюзанне Ласко предстоял визит к матери.