Ложь и правда русской истории

В чем суть мятежа? Войска ведь, по летописи, вышли против Тохтамыша. Значит, князья-бояре-воеводы не захотели воевать против «супостата-татарина»? Или все-таки на самом деле Дмитрий шел на Ягайлу, а князья-бояре-воеводы не хотели сражаться с Ягайлой? Летописная повесть не отвечает, не объясняет. А наука история вообще умалчивает.

Я все время избегаю здесь слова «летописец». Вместо него говорю: «летопись», «Повесть...» итак далее. Потому что автор-летописец тут может быть совершенно ни при чем. У него в первоначальном тексте, уверен, все было ясно, понятно, логично, как оно и происходило на самом деле. А недомолвки, пропуски, логические нестыковки и просто глупости появились уже в результате идеологического редактирования первоначального текста в течение двух веков после событий. А за это автор-летописец не может отвечать, и поэтому я здесь нигде не упоминаю автора-летописца...

По логике, Донской должен бежать к Москве, к своему оплоту. Куда ж еще?! Тем более там его жена и новорожденный ребенок. Но он бежит «на Кострому». Почему? А потому, что в Москву ему уже нельзя, там, в Москве, одновременно с мятежом в войске, вспыхнул бунт! Тут уже в летописной повести прямо говорится: «А на Москве бысть замятия велика и мятеж велик зело». Мятеж! Слово все-таки произнесено. Начинаются убийства, грабежи, разгром пивных и медовых подвалов, обычная в таких случаях пьяная вакханалия.

Остановимся на общем перечне людей, очутившихся в тот момент в Москве: «Бояре, сурожане, суконщики и прочие купцы...» «Сурожанами» на Москве звали не только купцов из Сурожа — генуэзской колонии в Крыму, а вообще всех генуэзцев из Крыма. Судя по тому, что они попали в общий список, они были обыденной частью московского населения. А генуэзские купцы — если мы не забыли — как раз и были союзниками и вдохновителями Мамая в том последнем его походе на Москву. То есть врагами Дмитрия.

Одни люди бегут из города — это понятно... А вот другие — отмечено в «Повести...» — «сбежались с волостей». Кто побежит в город, охваченный бунтом? Понятно, вор и мародер, тут можно поживиться. А также тот, кто знает и участвует в общем заговоре, тот, кто поспешил поддержать мятеж. Это свои люди, из Московского княжества.

Но далее, после «волостей», написано: «и елико иных градов и стран». То есть люди из других городов и стран! Вот те и на... Как же быстро они здесь очутились. И что им надо, зачем приехали? Нет ответа в летописи. Хорошо еще, что эти четыре слова сохранились...

И снова главный вопрос: против кого и чего мятеж? И снова нет ответа... И получается полная чушь. Если Донской, по летописной версии, защитник Москвы и земли Русской от «поганых татар», то почему Москва свергает его?

Значит, бунтовщики за татар? Но почему тогда они не встречают Тохтамыша хлебом-солью? А, наоборот, запираются и открывают огонь со стен. Значит, они против Донского и против Тохтамыша. Тогда — за кого? Кого они принимают, встречают и привечают?

В «Повести...» дается ответ: «Приехал в град литовский князь Остей, внук Ольгердов». Добавлю — племянник Ягайлы. И что же он сделал? Читаем: «И ободрил людей...» Стал там вождем, временным князем, организовал и возглавил оборону от Тохтамыша...

Снова вопрос: а почему именно литовский Остей? С какой стати Москва сразу же доверяется чужаку? Были ведь среди мятежников свои бояре-князья. Но летопись не объясняет, почему вожаком стал именно приезжий человек.

Из всего этого следует, что заговор был весьма и весьма масштабный, разветвленный. Суздаль, Нижний Новгород, Рязань, Литва, московские бояре-князья, а также люди «из других городов и стран»...

Вот такое положение было в Москве, когда к ее стенам подошел передовой отряд ордынской конницы. Татары спросили: «Есть ли здесь князь Дмитрий?» Им со стен ответили: «Нет». При этом одним словом ответ не ограничился, а состоял из многих разных слов, потому как, отмечается в «Повести...», на стенах было много шатающихся пьяных: «Пиани шатахуся...»

Подошли основные силы ордынцев. Дальнейшее поведение Тохтамыша загадочно. Он начинает штурм. Зачем? Ведь цель хана — найти и покарать Дмитрия Донского якобы за измену. А если по летописи — просто так, чтоб не возвеличивался. Но Дмитрия-то в городе нет. Это с одной стороны. А с другой стороны — зачем штурмовать и убивать тех, кто в данный момент является врагом Донского и, значит — его союзником?

Мятежники отчаянно сопротивляются. И тогда на сцену выходят сыновья Дмитрия Константиновича Нижегородского. Они начинают переговоры, уверяют бунтовщиков, что Тохтамыш пришел сюда лишь покарать Донского, а против них ничего не имеет. Князь Остей и другие вожаки мятежа, князья-бояре и купцы, ему верят. Почему? Не потому ли, что они — свои, участники общего хитро закрученного заговора и теперь считают, что они совместно обманули Тохтамыша. Отворяют ворота Москвы и выходят навстречу чуть ли не крестным ходом.

Но переговоры-то с ними вели князья Семен и Василий, а не Тохтамыш. Хан им ничего не обещал. Он дает знак своим воинам — и начинается страшная резня....