У меня замирает сердце, когда мой мальчик возвращается на скамью подсудимых. Стив берет меня за правую руку. Чувствую, как Том касается моей левой руки. Я не отодвигаюсь. Моему мужу – ведь он все еще мой муж – нужна поддержка. Нам обоим нужна. Возможно, мы уже не заботимся друг о друге так, как раньше, но связь между нами осталась. Это наш сын. И ничто не может это изменить. Даже убийство.
Присяжные оглашают вердикт. Я ошеломленно слушаю.
Затем судья выносит приговор.
Мой разум в таком бешенстве, что я могу воспринимать только обрывки.
Зло…
Манипулятор…
Невинная жертва…
Паутина лжи…
Я снова на скамье подсудимых. Слушаю судебный приговор, вынесенный много лет назад. Эмили… Эмили… И чувствую, Том думает, что те же самые слова относятся к нему и Хьюго из-за смерти Чэпмена.
– Пол Харрис, – гремит судья, прерывая мои мысли, – настоящим я приговариваю вас к восьми годам, добавленным к сроку, который вы уже отбываете.
Фредди Уилкинс, я приговариваю вас к пяти годам тюремного заключения.
Я кричу. Знаю, что могло быть и хуже. Но пять лет?
Маленькая Мэтти едва нашла своего отца и уже потеряла.
Как я боюсь за своего сына в тюрьме. Его жизнь уже никогда не будет прежней. Но он заслуживает этого. Теперь я знаю. Настоящие жертвы – семья Мохейм.
Теперь настанет моя очередь.
После приговора Фредди мне тоже придется смириться с последствиями.
Теперь не мне выбирать свою судьбу. Решать судье.
И никаких присяжных, поскольку я скажу правду. Я виновна.
Глава 63
Все изменилось с тех пор, как я в последний раз была в тюрьме. Например, эта более современная. Для начала здесь есть комната отдыха с журналами и газетами.
Вот там-то я и обнаружила, что попала на первые полосы.
«Доминирующая мать заставила сына-подростка бежать после смертельного ДТП» – кричал один заголовок.
«Судья критикует мать за то, что она взяла закон в свои руки» – заявлял другой.
Затем статья о том, как мать Кастета отказалась от него. Я сделала для сына все возможное, но иногда родителям приходится сдаться.
Я научилась не осуждать, но мне не давал покоя вопрос: отреагировала бы я иначе, если бы Фредди был Кастетом? Ведь даже у вины оттенки разные.
– Почему ты получила всего два года, вот что я хочу знать? – спросила как-то одна из женщин в очереди на обед. Ее глаза сверкали неприязнью. – Я получила пять за мошенничество, а ведь никто не погиб. Это чертовски несправедливо.
Верное замечание. Но я решила умолчать, что у меня был отличный барристер, который, похоже, проявил сочувствие, когда я сказала, что плохо соображала. Просто хотела спасти сына.
– Думаю, это чушь собачья, что твоему бывшему не предъявили обвинения, – сказала другая женщина.
Я не согласна. На побег Фредди уговорила именно я. Том хотел сдать его полиции. Не заявив на нашего сына, он, очевидно, не совершил никакого уголовного преступления. Закон действует странным образом. Я не держу на Тома обиду – какой в ней смысл? – кроме того, сейчас идет процесс нашего развода. Без сомнения, Том женится на своей Хилари и будет вести тихую, безмятежную жизнь, о которой всегда мечтал.
К счастью, было решено, что Флик, не сообщив о случившемся, не совершила преступления и что «не в интересах общества преследовать ее в связи со сговором с целью кражи или проездом в угнанной Кастетом машине».
Я радуюсь и тому, что моя внучка все еще со своей мамой. Мне слишком хорошо известно, каково это – потерять мать так рано.
Мэтти и Флик навещают меня каждый месяц. Сначала я беспокоилась о том, как они отреагируют на тюрьму, но здесь есть семейные дни и даже игровая площадка. Как-то, когда установилась хорошая погода, нам под строгим присмотром разрешили выйти на улицу.
– Толкни меня, бабушка, – кричит Мэтти с качелей.
Мне почти удается притвориться, что я обычная бабушка в обычном парке. А не сижу за решеткой.
Если бы не эта малышка с солнечной улыбкой и заплетенными в косу блестящими черными волосами, я бы не справилась. Она дает мне надежду. Когда выйду – а это может случиться через год, если буду хорошо себя вести, – то стану лучшей бабушкой, чем была матерью. Я усвоила урок. А пока занимаюсь своими тюремными делами – от копания в саду до уборки туалета.
Не буду вдаваться в подробности. Поверьте, вам не понравится.
Еще есть образовательное крыло, где раз в неделю проводятся уроки рисования.
– Вы раньше уже рисовали? – спрашивает преподавательница, женщина примерно моего возраста.
– Да, – отвечаю я.
Она не давит на меня. Как будто знает, что я не хочу говорить о прошлом. Но повесила несколько моих рисунков на длинные белые стены коридоров, по которым я хожу из учебного корпуса в свое крыло. Опустив голову, чтобы избежать неприятностей.
Я лишь надеюсь, что Фредди ведет себя так же. В письмах он рассказывает, что у него все хорошо. Кто знает, что происходит на самом деле? Я могу только надеяться и молиться о лучшем для моего драгоценного сына.
– Как там Фредди? – тихо спросила я Флик, когда она была здесь в прошлый раз.