Ложкой по туману

«Что? Что случилось?» – спросил Микко, сузив глаза и поглядывая на старика с видом человека, которого без его желания разбудили после долгого и сладкого сна.

И тут Микко осознал, что серые небеса наконец-то разразились ливнем, а его блокнот намокал с непростительной быстротой, а капли дождя уже стекали по лицу с его волос.

«Возвращайтесь в дом! Скорее! Вы совсем промокните!» – прохрипел старик.

«Ах, да, вы правы. Я, кажется, заработался!»

Он бросил взгляд на дерево. Ветер рвал на нем плащ и только что сорвал шапку с головы старика-садовника, но ни единая веточка на дереве не шевелилась, порывов ветра оно, казалось, и не чувствовало. Микко содрогнулся, поблагодарил старика и набросил на голову капюшон. Садовник с подозрением и благоговейным страхом смотрел на писателя, а затем промолвил:

«Держитесь подальше отсюда, работайте в доме. Особенно в дождь. Вас так и молнией убить может. Нашли, тоже мне, пристанище под деревом в поле. Это была бы глупая смерть, согласитесь! – а затем он развернулся и зашагал прочь.

***

Глаза Айно Матикайнен бегали по строчкам, жадно читая рукопись мужа:

«….Здравствуй, человек! Ты снова здесь. Кажется, я обрел с тобой голос… Ты ведь хочешь узнать, что произошло. Я расскажу тебе. А ты напишешь обо мне, ведь так? Да, напишешь. Ты снова пришел послушать мои вопли….Что ж… слушай. Ее глаза были бледны и безжизненны, как сполох рассвета. Она стояла под деревом, под тем самым деревом, где мы впервые встретились. ….Под деревом, где я сделал ей предложение. О, нет! Нет. Моя жестокая беспощадная боль… Как я ее любил. Как я ее любил… Тогда под кроной этого дерева, я увидел в ее бесцветных глазах страх и что-то еще. Что-то гноилось внутри нее… Но она была по-прежнему прекрасна. Болезнь. Она была больна. Она говорила так просто, пожимая плечами, говорила, что умирает. Говорила, что любит меня. Я был непреклонен. Я умер уже тогда, когда осознал, что опухоль заберет ее у меня. Навсегда. Но я был непреклонен, черт возьми. Я настаивал на браке. И она почему-то согласилась. Она увядала, как болотная лилия, в моих руках. День за днем. Секунда за секундой. Но я уже был мертв. Потому что она стоила того, чтобы умереть за нее. И я умер. Я усох. Я словно лишился души. По этой земле бродило тело… Мое тело.

….Снежной ночью, когда белые кристаллы касались земли, она стояла у дерева. Слезы начертили две дорожки на ее щеках, превращаясь в лед. Они сверкали в лунном свете. Я стоял сзади, когда ее ноги подкосились. Она умирала в снегу. Ее бледные, как предрассветная мгла, глаза остались открытыми. Я похоронил ее у дерева… У дерева, под кроной которого мы впервые встретились. ….Под деревом, где я сделал ей предложение.

В холодные зимние ночи, не обнаружив ее в нашей постели, я вставал и рыдал над ее могилой. Холодные снежные ночи, я проводил у ее могилы. Она не возвращалась. Она никогда не возвращалась. Она покинула, покинула меня. За что? Холода сменились весенними дождями, цветением деревьев и зеленью травы, а когда настало сухое лето… Я больше не мог это терпеть. Она стоила того, чтобы умереть ради нее. А мне ничего не стоило плеснуть бензином на ствол этого чертова дерева. Секунды… Бензин стекает по моей одежде. Я прислонился спиной к дереву и опустился на траву. Спичка коротко чиркнула, и все вокруг утонуло в пламени….

Я всего лишь старый дух, воющий в ветвях дерева. Это дерево, единственное живое существо в том пожарище, приняло мою загубленную душу. Они впитало меня, как губка. О, Господне наказание! О, Господи, за что??!! Я ее так любил. Но даже сейчас, мне приходится оплакивать ее. Мою единственную боль.

…Не уходи. Я жду. Я остался здесь навсегда. Слушай мой плач, слушай мой вой, слушай мой крик. Я буду кричать вечно. Я старый призрак, застрявший в ветвях… Я подожду еще….Я еще подожду…».

***

«Мне нужно серьёзно с тобой поговорить!» – сказала Айно взвинченным тоном и швырнула стопку рукописей на стол прямо перед носом Микко.

Обычно такой фразой начинают не совсем приятный разговор. Поэтому Микко тяжело вздохнул, отхлебнул кофе из кружки, причмокнул и, наконец, ответил:

«Зачем ты читала сырые рукописи? Это еще просто наброски».

«Дело не только в рукописях! Дело в тебе! И выслушай меня, пожалуйста! Молча! – Айно сорвалась на крик. – Я уже не раз пыталась поговорить с тобой об этом. Но ты меня даже не слушаешь. На этот раз, Микко Матикайнен, ты меня выслушаешь. И ты не будешь меня перебивать».

Когда жена называла его полным именем, это означало то, что она была, по меньшей мере, в ярости. Айно продолжала:

«Согласен ты или не согласен, меня это не волнует! Ты будешь просто кивать, чтобы дать мне понять, что ты меня услышал».

Микко кивнул, и с тоской выглянул в окно.

«Смотри на меня! – Айно снова повысила голос. – Мне не нравится здесь. Мне не нравится этот дом, мне не нравится то, что ты пишешь, то, как ты себя ведешь весь этот месяц!

«Мы уже месяц здесь?» – спросил Микко с искренним удивлением.